История альбигойцев и их времени. Книга первая - Николай Осокин

Что альбигойство уже умирало в стране после крестоносных погромов, видно из того, что власти кагорские, несмотря на все свое унижение, еще продолжали бояться гнева папы, через нарочных уполномоченных отдавали себя его милосердию и жаловались на разбой людей графа я с Фуа, который из ненависти пленил нескольких кагорцев; а Кагор, столица Керси, как читателям известно, прежде был одним из центров альбигойской ереси.

По отбытии щедрого кардинала Петра Монфор еше деятельнее стал трудиться над осадой Кассенеля. Копа мосты не оправдали ожиданий, инженеры крестового лагеря после совещания придумали особую машину, которая должна была уничтожить все надежды осажденных. Это была высокая деревянная башня в пять ярусов, поставленная на широкий деревянный помост с колесами; по своей наружной отделке она была неуязвима для не приятеля. Сверху и с боков она была обшита плетенками, которые всегда поливали водой. На случай пожара в башне имелся достаточный запас воды; со стороны же не приятельской башня, кроме того, предохранялась сыры ми бычьими кожами. В верхних ярусах сидели отборные стрелки, которые с достаточной высоты свободно могли обстреливать город; в нижних помещались отважные охотники, преимущественно из рыцарства. В таком виде гигантскую башню подкатили к стенам замка. Тучи камнем полетели на нее из неприятельских орудий. Из нижнею яруса стали забрасывать рвы турами и фашинником; из верхних началось губительное действие лучников, у которых ни одна стрела не пролетала мимо. Вдобавок ко всему этому крестоносцы приблизили к крепости лодку, наполненную зажигательными снарядами. Осажденные сумели залить ее и тем отвратить опасность. Наконец достаточная часть оврага, перед башней была до того завалена фашинами, что образовала плотину, по которой башня подкатила почти вплотную к самим воротам.

Тогда Монфор велел войску готовиться к штурму; епископ каркассонский совершал молитву. Колонны штурмующих стали проходить через башню и свободно перешагивали через ее второй ярус на стену. Зловещими казались для защитников Кассенеля двери башни, когда из них бесконечным узким потоком текли крестоносцы. Под их копьями гарнизон очистил стену. Между тем настала ночь; штурмовых лестниц было мало. Крестоносцы сочли нужным очистить занятый пункт и провели ночь между стеной и оврагом; они воспользовались временем и разрушали неприятельские завалы и бойницы. На другой день рабочие из крестового лагеря изготовили множество лестниц для штурма, который был назначен на следующий день. Гарнизон, узнав о предстоящем штурме, выдержать который он не надеялся, счел за лучшее удалиться, оставив жителей на произвол судьбы. Начальник его пошел при этом на хитрость, сказав консулам, что отправляется в обход на вылазку. Местность благоприятствовала подобному отступлению; в тылу Кассенеля крестоносцев не было. Преданный город должен был отдаться великодушию Монфора, который между тем распорядился преследовать гарнизон. Заняв город после шестинедельной осады, Симон не пощадил его стен, которые сравнял с землей . Это было 18 августа 1214 года. Крестоносцам после перенесенных при этой осаде трудов победа казалась тем отраднее.

Падение Кассенеля было сигналом вторичного покорения Аженуа французами. Вместе с еретическими баронами и замками Монфор уничтожил разбойничьи притоны некоторых местных феодалов вроде Бернара де Касенака, который совершил множество злодейств и по справедливости заслуживал наказания. Монфор лишил его владений и отдал виконту Тюренна, которого имел на своей стороне. Как государь, он не склонен был допускать местного самоуправства феодалов.

Между тем, пока Монфор приводил под французскую власть Аженуа и истреблял там ересь, римские легаты пеклись о его непосредственной пользе. Кардиналы один за другим и Роберт де Курсон из Реймса объявили по южным епархиям сбор 17 декабря 1214 года на собор в Монпелье. Сюда должны были прибыть архиепископы Бурже, Нарбонны, Оша и Бордо с их епископами, аббатами и архидиаконами. Председательство принял на себя кардинал Петр Беневентский, возвращавшийся в то время из Арагона.

Заседание открылось 8 января 1215 года. Пяти архиепископов, двадцати шести епископов, множества аббатов было достаточно для местного собора. Тридцать канонов, постановленных на соборе, касались разных предметов церковной дисциплины; но исходным пунктом было политическое положение Лангедока. У членов собора последнее обстоятельство было обдумано заранее. Они решили, что графство тулузское, т. е. главная часть Лангедока, будет принадлежать завоевателю, сделается французским леном. Насколько это было сообразно с местными условиями, можно было видеть из того, что жители Монпелье не соглашались допустить в город своего будущего государя, который потому должен был приютиться в соседнем замке. Легаты и епископы должны были для совещания ездить к нему, как к изгнаннику, за город. Он был, следовательно, душой собора, хотя и не присутствовал на нем.

Однажды кардинал попробовал было привезти Мои фора в город; он благополучно привел его на заседание, происходившее в церкви Богородицы. Но лишь только французские рыцари показались на улицах, как народ поднял тревогу; до того были ненавистны эти северяне. Одни толпы бросились к церкви, где был сам Монфор, другие торопились занять улицы, по которым он должен был возвращаться. Предупрежденный, Симон хитростью избегнул опасности. Ни легат, ни собор не думали обращать какое-либо внимание на подобный способ манифестаций.

— Я вас заклинаю,— говорил кардинал прелатам собора, — именем будущего суда и всеми вашими обязанностями перед Римской Церковью, подать мне добрый сове: по вашему разумению, без всякого пристрастия и личной ненависти, относительно вопроса: кому лучше и полезнее, в честь Господа и святой матери Церкви, для мира этих стран, уничтожения и искоренения еретической заразы, уступить Тулузу, которой владел граф Раймонд, а также и другие земли, покоренные крестоносцами.

Тогда, рассказывает католическая летопись, архиепие копы и епископы стали долго совещаться, сперва между собой, потом каждый из них с аббатами своего диоцеза и своими личными секретарями. Позже каждый написал свое мнение на особом листе.

Только такому историку, как Петр Сернейский, может казаться предметом удивления и даже чудом, что Монфор был избран единогласно государем и монархом лангедокской земли.

Ревнуя о Монфоре, прелаты друг перед другом настаивали на том, чтобы легат теперь же дал ему инвеституру на владение. Это превышало власть кардинала. Он объявил, что пошлет все протоколы к папе вместе со своим донесением. Собор отправил от себя депутацию из одного архиепископа с несколькими духовными лицами. Он должен был просить у папы дать Югу государя и монарха в лице Симона Монфора.

Но и Иннокентий не решался на такое дело, 2 апреля 1215 года он послал с той же депутацией нерешительный, чтобы не сказать уклончивый, ответ. Он писал легатам и лангедокским епископам, а также и самому Монфору, что признает его государем всех бывших тулузских доменов и всех земель, завоеванных крестоносцами, но с условием, что его избрание должно быть утверждено собором, который должен собраться в ноябре следующего года. В продолжение же этого времени, в качестве временного государя или лучше папского викария, Монфор может пользоваться всеми доходами с тулузских доменов, творить там суд и расправу.