Белинда - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, знаешь, Джереми, я была по-настоящему напугана. А еще в голове назойливо крутилась мысль, что ты, Джереми, из-за меня теперь по уши в дерьме, совсем как Джи-Джи и Олли Бун. И ты даже понятия не имеешь, на что способны эти люди.
Вот потому-то я и упросила тебя уехать в Кармел. А потом умолила перебраться в Новый Орлеан, в дом твоей матери. С тобой я готова была бежать куда угодно, хоть на край света.
Насколько я помню, в Кармел мы отправились в полночь. И я всю дорогу смотрела в боковое зеркало, чтобы удостовериться, что за нами никто не едет.
На следующий день я позвонила папе из телефонной будки на Оушн-авеню, причем я не стала звонить за счет абонента, а кидала в автомат свои личные четвертаки, чтобы на сей раз не оставить следов. Я рассказала папе о том, что Марти выследил нас именно по телефонным счетам, когда я звонила из дома Джереми.
Папа страшно за меня испугался.
— Белинда, только не вздумай возвращаться. Держись от нас подальше, — посоветовал он. — Дэрил был здесь. Он утверждал, будто твердо знает, что весной ты была в городе. Но я использовал тот же прием, словом, пригрозил позвонить в полицию, и, честное слово, он пошел на попятный. Белинда, ему стыдно, очень стыдно, что никто не сообщил полиции о твоем исчезновении. И знаешь, что он тогда сделал? Он стал умолять меня подтвердить, что с тобой все в порядке, будто не сомневался, что я в курсе. Но я был нем как рыба. Но он обязательно найдет тебя, Белинда, как нашел до того Марти. Белинда, поставь им мат! Помни, ты можешь! Они не посмеют сделать ничего, что может навредить Бонни. Их волнует Бонни, и только Бонни. Всех их.
— А как твой салон, Джи-Джи?
— Я справлюсь, Белинда, — успокоил он меня.
Но я тогда не знала и до сих пор не знаю, как действительно обстояли дела у него в салоне. В тот момент я только молила Господа, чтобы у папы и правда все было в порядке.
Та неделя в Кармеле оказалась последней, когда у меня в душе царили мир и покой. Я наслаждалась прогулками по берегу, так располагающими к тихой беседе. И мне, конечно, ужасно не хотелось возвращаться в Сан-Франциско. Но ты тогда ненавязчиво, но твердо настоял на этом.
И с тех пор я жила в вечном страхе, постоянно оглядываясь через плечо. Я чувствовала, что за нами шпионят. Нет, даже не чувствовала, а твердо знала. И как потом оказалось, была абсолютно права.
Между тем в начале сентября состоялась премьера уже второго телевизионного фильма Сьюзен, который завоевал тридцать процентов общего рейтинга телепередач, что было чертовски здорово. А затем сезон открыл «Полет с шампанским», где, кстати, играл твой друг Алекс Клементайн, и, пока ты работал у себя наверху, я с удовольствием смотрела фильм. А ты, похоже, даже и не догадывался.
Мама играла просто потрясающе. Что бы с ней ни происходило в обычной жизни, она мгновенно перевоплощалась перед камерой. И вообще она вкладывала в роль всю свою душу и всю свою боль. Кроме того, она разительно изменилась. На экране она выглядела потрясающе худой, практически бесплотной, что действовало завораживающе. Так же, как, откровенно говоря, и сам фильм. Картина была снята в духе «рок видео», с завораживающей музыкой и быстрой сменой кадров; словом, вполне в духе фильмов в жанре нуар.
Вскоре после этого ты сказал, что приезжает Алекс Клементайн, что он твой старый друг, и с несвойственной тебе настойчивостью предложил пообедать втроем. Естественно, я хорошо знала Алекса Клементайна. Я познакомилась с ним много лет назад еще в Лондоне, где они с мамой снимались в одном фильме. И что самое плохое, год назад мы встречались на Каннском кинофестивале. И конечно, мы чуть было не столкнулись с ним нос к носу во время официального мероприятия в первый день нашего знакомства.
Понятное дело, я никак не могла пойти с тобой на обед. А если бы ты пригласил его потом домой, чтобы показать свои картины, он сразу же все понял бы.
Я была вне себя, но не теряла надежды. Ведь если мне не удастся уговорить тебя уехать в Новый Орлеан, можно было бы отправиться куда-нибудь еще.
А потом опять появился Марти. У меня возникло смутное чувство, что, когда я ехала по мосту Золотые ворота в сторону конюшен, за мной следили, и во время прогулки верхом воочию в том убедилась.
Ну, ты прекрасно помнишь, что значила для меня верховая езда. Но ты вряд ли задумывался над тем, что езда для меня — в каком-то смысле возможность убежать от действительности. Когда я сидела на лошади, мне казалось, что я одна на всем белом свете. Я очень любила спускаться с горы Кронкайт, а затем ехала на берег океана в районе Кирби-Коув. Въезд транспорта сюда запрещен, и я наслаждалась одиночеством. Я словно сливалась с природой, когда мчалась на лошади в полосе прибоя.
Слева от меня раскинулся город на фоне моста, а справа — безбрежный океан.
Господи, тогда я еще не знала, что последний раз катаюсь верхом в Кирби-Коув.
Я была на середине пути, когда увидела на дороге сзади себя «мерседес», и, догадавшись, что это Марти, пустила лошадь в галоп вниз по крутой тропе. Но Марти уже поджидал меня внизу, и я поняла, что сопротивляться бесполезно и деваться мне некуда. Он от меня не отстанет, пока мы не поговорим.
Марти предложил мне поехать с ним в отель. Я послала его к черту. Но тем не менее привязала лошадь и села к нему в машину. Марти боялся лошадей. Он никогда в жизни не ездил верхом.
Марти заявил, что должен сообщить мне кое-что неприятное. У Марти в руках был конверт из плотной бумаги, и он спросил меня, знаю ли я, что там лежит.
— О чем ты говоришь, черт возьми?! — возмутилась я. — Что там такое?
Если в прошлый раз у меня оставались к нему хоть какие-то чувства, то сейчас они бесследно исчезли. Конверт пугал меня. Но мне не хотелось показывать Марти свою слабость.
— Интересно, что за человек такой, твой дружок с Семнадцатой улицы? Почему он всю дорогу рисует тебя голой?
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила я.
— Солнышко, я приставил к тебе парочку частных детективов. Они залезли на крышу соседнего дома. Обычная практика. А оттуда открывается прекрасный вид на окна мансарды. А потом они проверили балкон дома напротив. У меня снимки всей галереи твоего дружка… — произнес Марти и начал медленно открывать конверт.
— Ах ты, мерзкий сукин сын! — заорала я. — Прекрати сейчас же!
Я поняла, что он заметил, как сильно я испугалась. Он попал в самое больное место.
— Послушай, мне нет никакого кайфа совать свой нос в чужие дела. Но Бонни не оставила мне выбора. На прошлой неделе она заявила, будто точно знает, что мы живем вместе, и сделала вторую попытку, на сей раз были таблетки, причем принятой дозы хватило бы, чтобы убить мула. Ладно, я так понимаю, что дамочка твердо вознамерилась себя убить и обязательно сделает это, если ее не остановить, а остановить ее могу только я. Я рассказал ей о Джереми Уокере. Словом, дал имя, адрес, все в комплекте. Я дал ей целое досье на него с вырезками из газет, что смогли нарыть мои секретари на студии. Но она не поверила. Слишком уж невероятно: Белинда в Сан-Франциско, причем с каким-то художником! «Да брось ты, неужто я поверю, что она действительно такая дура, какой кажется с первого взгляда?!» Вот так примерно она и сказала. А потом добавила, что я вряд ли допустил бы такое и наверняка с самого начала прячу тебя где-то в Лос-Анджелесе. Она заявила, что вранье ее просто бесит. Что вранье не дает ей заснуть спокойно, ну и все такое. Ладно, сказал я, хочешь доказательства — ты их получишь. И послал по следу частных детективов. Сделать парочку фото, где вы вместе. Застукать вас вдвоем на улице, найти незашторенное окно, снять тебя у входной двери. Ну и как думаешь, Белинда, что им удалось сделать? Ни больше ни меньше как провести съемки «головного офиса по производству детского порно». Сьюзен Джеремайя отдыхает! Полагаю, даже Гумберт Гумберт не выдержал бы и восстал из мертвых!