Красная Армия против войск СС - Борис Соколов

Из этого ответа ясно, что раньше второй половины 1942 года Хускивадзе никак не мог попасть в Германию. И учился он только в Тбилисской художественной академии, тогда как Шнееру говорил, что из Тбилисской перевелся в Ленинградскую художественную академию, а заодно окончил три курса Ленинградского политехнического института. А вот про Тбилисское артиллерийское училище умолчал, потому что оно в легенду не вписывалось. То, что в Кемеровской области Хускивадзе оказался только в августе 1947 года, заставляет предположить, что он сравнительно поздно был репатриирован из западных зон оккупации Германии или Австрии, может быть, уже в 1946 году. Он мог провести несколько месяцев в фильтрационном лагере в Германии, а потом — в Сибири. Именно такая судьба постигла, например, бывшего бойца Красной Армии и узника Маутхаузена и будущего писателя Юрия Пиляра. После освобождения он с товарищами несколько месяцев провел в фильтрационном лагере в советской оккупационной зоне в Австрии, а затем для дальнейшей проверки их отправили в один из сибирских лагерей. Между прочим, Пиляр-то как раз был немцем, из рода баронов Пиллар фон Пильхау. Род этот также состоял в родстве и с фельдмаршалом Михаилом Кутузовым. Не исключено, что Хускивадзе был знаком с Пиляром, и это знакомство побудило его придумать немецкую ветвь своей родословной и связать ее с Беннигсеном, который одно время был начальником штаба у Кутузова.

Жена у Хускивадзе тоже оказалась из репрессированных. Согласно базе данных общества «Мемориал», Битная Анна Никодимовна, 1924 года рождения, проживавшая в Смоленском районе, была приговорена Смоленским областным УВД 21 марта 1931 года, по всей вероятности, к ссылке в Сибирь (реабилитировали ее только в 1994 году). Ее, очевидно, осудили в один день вместе с отцом, русским, Никодимом Варфоломеевичем Битным, 1885 года рождения, матерью, Степанидой Антоновной, 1888 года рождения, братом Никодимом, 1921 года рождения, и сестрой Степанидой, 1929 года рождения. А жили они в деревне Закалино.

Можно предположить, что Хускивадзе мог встретить свою жену по выходе из лагеря (или познакомился еще будучи в лагере), и это побудило его остаться в Сибири, тем более что в европейской части страны бывших пленных прописывали не очень охотно. И, может быть, ему было что скрывать от власти. Вряд ли случайно сразу после войны Хускивадзе сменил свое редкое имя и фамилию. Возможно, скрывал он свою службу у немцев. Нов лейбштандарте Хускивадзе точно не служил, а вот в грузинском легионе СС — вполне мог. Замечу только, что в СС грузинский легион был переведен вместе с другими восточными легионами лишь в 1944 году, а до этого числился в составе вермахта. Между прочим, о бойцах грузинского легиона Хускивадзе в беседах со Шнеером отзывается оченьдурно:

«А. Ш. А со своими земляками вам приходилось встречаться?

А. П. А какже. Особенно в Париже: Кавказцы в основном на Западном фронте сражались. Вы видели фильм «Герои острова Тексел ь»? В прокате — «Распятый остров». Это об одном из грузинских батальонов. Их несколько было: «Дора-1», «Дора-2». Я на киностудии беседовал с одним из таких «товарищей», когда этот фильм снимали. Так я прямо и сказал, что их всех перевешать надо было, когда они в Советский Союз вернулись, а не фильм о них снимать. Когда этот батальон дрался с партизанами в Белоруссии, они не восставали? Нет. А в мае 45-го подняли восстание. Пять дней до победы, где вы раньше были?.. И правильно их в лагеря направили, с моей точки зрения — служили немцам. Аодин то ли грузинский, то ли армянский батальон сдался вообще в середине мая. Они защищали форт «Линдерман» на западном побережье. Батальон сидел там со дня высадки союзников и не сдавался, а англичане и американцы не хотели людей терять. К ним в 20-х числах привезли немецкого генерала, который объяснил, что война закончилась». Может быть, это своеобразная защитная реакция человека, который сам служил в легионе? Хускивадзе настолько вжился в образ, что относился к грузинам-коллаборационистам так, как к ним и должен был относиться бывший советский разведчик. Между прочим, в конце 1944 года большинство грузинских батальонов из-за низкой боеспособности использовались в основном на строительстве укреплений, так что Хускивадзе легко было скрыть свою службу у немцев и заявить англичанам и американцам, что он — военнопленный, которого использовали на строительных работах.

Арон Шнеер любезно прислал мне фрагменты воспоминаний Владимира Мельникова, встречавшегося с Хускивадзе в лагере. Их пути пересеклись на пересыльном пункте Майкудук Песчлага в Караганде в апреле 1952 года. По словам Мельникова, начальником там был ст. лейтенант или капитан Удодов, «действительно редкая сволочь». Хускивадзе же Мельников характеризовал следующим образом в письме к Шнееру: «Был выдающейся личностью. Я сам был под его обаянием, да и остаюсь сегодня через 50 лет. Но это не значит, что 6н мне и Вам говорил правду. В лагерях правда шла рядом с вымыслом, придуманной биографией. Иногда преследовалась определенная цель, а чаще человек как бы писал роман, где действующим лицом был сам. Однако А. М. не обязан был рассказывать о себе «правду, только правду и одну правду». Мельников также рассказал, основываясь то ли на рассказах самого Хускивадзе, то ли на лагерной молве, некоторые интересные эпизоды его биографии: «На одном из допросов полковник Баландин стал кричать на него, обвиняя в измене Родине (основание — фото в немецкой форме), и ударил Авенира. В ответ тот избил полковника. Солагерник Мельникова Владимир Рейхман, сидевший вместе с Хускивадзе в Кемеровской областной тюрьме, вспоминал: «Там разнесся слух, что его забрали в Москву, так как на одном из допросов он отбил печень начальнику следчасти Кемеровского областного управления МГБ полковнику Баландину». Эта история обросла легендами. После истории с избиением Баландина, по словам Мельникова, «Хускивадзе этапировали в Москву. Запросили ГРУ и получили ответ, что никаких претензий нет, что выполнял задания командования. Имеет награды. Статья «измена Родине» отпала, остался «террор против представителей органов».

Мельников утверждал: «На его личном деле было написано: «На работы не выводить, склонен к побегу». Когда в апреле 1953 г. нас собрали на этап, Авенир Михайлович надел странное обмундирование, очень удобное. По его словам, это обмундирование английского десантника. В 56-м году, когда Хускивадзе получил постановление об освобождении, он отказался выйти из зоны, пока ему не вернут форму майора. Это вызвало у начальства большой переполох. Но через день-два он получил форму с погонами майора, и, когда выходил из зоны, начальник лагпункта Удодов взял под козырек. Для меня Хускивадзе остался милым, интеллигентным, энциклопедически образованным старшим товарищем».

Арон также прислал мне, за что ему огромная благодарность, фрагмент воспоминаний Марины Перельман, работавшей вместе с Хускивадзе на «Грузия-фильм»:

«Дядя Веня (так его называла вся студия) или «Веня» для тех, кто перешагнул 40-летний рубеж, был весьма примечательной фигурой во всех смыслах. Во-первых, внешне. Полностью выбритый череп, манера держаться абсолютно прямо, немного странная походка: из-за ранения.

Веня всегда поддерживал хорошую спортивную форму. Дети и внуки воспитывались соответственно. Здоровое тело нужно было для защиты здорового духа от тех слоев населения, которые признавали и понимали только язык силы. В защите нуждающимся не отказывал.