Число зверя - Роберт Хайнлайн

– Будешь капитаном, Дити, – узнаешь.

– Я не буду. Из меня капитана не получится.

Она не обратила на мою реплику ни малейшего внимания.

– Генерал-лейтенант Смайз-Карстейрз, пока я не доставила вас домой, я хотела бы получить от вас слово офицера и джентльмена ни при каких обстоятельствах не предпринимать никаких действий, направленных против нас.

– Разве я попаду домой? Я предполагал, что мои часы сочтены.

– Вы попадете домой. И у меня действительно припасено кое-что для Бетти. Но от того, дадите вы слово или нет, зависят другие вещи. Принимайте решение – немедленно!

Ему потребовалось шесть секунд. Тетя Хильда ждала.

– Даю слово. Ни при каких обстоятельствах не предпринимать никаких действий, направленных против вас.

– Я удивлена, Берти. Это ведь не в традициях вашего офицерства – давать подобные обязательства, не так ли?

– Да, не в традициях, капитан. Но я счел, что мой единственный шанс послужить своему государю состоит в том, чтобы дать слово. Я прав?

– Совершенно правы, Берти. Теперь у вас есть возможность попытаться уговорить меня поддержать вас в вашей кризисной ситуации. Ваш король-император нам не князь, не надейтесь на князей. Любить русских у нас оснований нет, того единственного русского, что стал нам поперек дороги, мы отлупили. Чем британская колония лучше русской? Вот и не рассчитывайте, что мы так прямо сразу бросимся вам на помощь.

Сказав это, тетя Хильда занялась нами:

– Приказы остаются в силе: по двое, один с оружием. Дити и я будем готовить бутерброды и кофе для растущих мальчиков, которые не помнят, как они наелись три часа назад. Один человек постоянно охраняет машину. Берти, назначаю на этот пост вас. Винтовкой пользоваться умеете?

– Как? – сказал Зебадия. – Ты вооружаешь его?

– Первый пилот, если я правильно вас поняла, вы подвергаете сомнению правильность моего решения. Если вам удастся убедить меня, что я не права, у нас появится новый капитан даже раньше, чем я планировала. Могу я ознакомиться с вашими доводами?

– Шельма, я не собирался тебя задевать.

– А я вовсе и не задета, Зебби. Почему ты удивляешься, что я хочу использовать Берти как часового?

– Десять минут назад ты заставила меня обыскать его с головы до ног, чтобы убедиться, что он не вооружен. Теперь ты вооружаешь его сама.

– Десять минут назад он еще не успел дать слово.

Берти поспешно сказал:

– Зеб прав, Хильда – капитан Хильда: у него нет оснований мне доверять. Я не хочу быть яблоком раздора.

Я все никак не могу понять: то ли тетя Хильда рассуждает более логично, чем остальные, то ли она законченный софист. Она смерила Берти ледяным взглядом:

– Смайз-Карстейрз, вашего мнения никто не спрашивал, и оно никого не интересует.

Берти вспыхнул:

– Виноват, мадам.

– Несмотря на то что в своей стране вы занимали определенное положение, сейчас вы нечто среднее между военнопленным и обузой. Я пытаюсь наделить вас достоинством временного члена экипажа. Помалкивайте. Зебби, что ты хотел сказать?

– Ладно, если ты не боишься, что его ружье окажется приставленным к твоей спине, то я тоже не боюсь. Не обижайтесь, Берти.

– Я не обижаюсь, Зеб.

– Зебби, будь добр, удостоверься, что Берти умеет обращаться с винтовкой и знает, куда стрелять и куда не стрелять, а уж потом ставь его на часы. Вторую винтовку поставь у двери для охраны кустиков. Берти, смотрите и слушайте. Ая Плутишка, открой дверцы.

Наша Умница распахнулась.

– Ая Плутишка, закрой дверцы.

Ая повиновалась.

– Теперь попробуйте вы, Берти.

Разумеется, у него ничего не вышло – как не вышло и со всеми остальными программами, вводимыми в действие голосом. Хильдочка объяснила ему, что мне понадобилось долго и утомительно работать со специальным оборудованием, чтобы наш автопилот откликался только на определенные человеческие голоса.

– Берти, возвращайтесь домой и объясните это Скриппи: пусть он поймет, что я спасла ему жизнь. Этой машиной можно управлять в трех режимах. Двумя из них Скриппи не умеет пользоваться вообще; третий был для него смертелен.

– Есть еще четвертый вариант, – добавил мой муж. – Всякий, кто не знаком с Умницей, но пожелал бы разобрать ее на части, чтобы разобраться, как она устроена, оказался бы размазанным по двум-трем графствам.

– Адская машина, Зебадия? – спросила я. – Я не знала.

– Нет. Просто горючее очень недружелюбно относится к тем, кто в нем ничего не понимает.

– Ну, прошу к столу! – Тетя Хильда приготовила для нас сытный омлет. – Берти, положите винтовку рядом с собой, надеюсь, она у вас на предохранителе. Поешьте и объясните нам, почему вашу колонию стоит защищать. То есть почему мы должны ее защищать. Для вас это долг.

– Капитан Хильда, я много думал об этом. Я бы сказал, что в общем и целом мы и здешние русские – примерно одно и то же: тюремные колонии с военным губернатором. Возможно, лет через сто все различия исчезнут вообще. Но на мой взгляд, мы морально выше их.

– Почему, Берти?

– Конечно, может быть, у русских на этот счет другое мнение… Наши ссыльные – преступники по нашим законам, но, будучи доставлены сюда, они так же свободны, как все остальные англичане. Да, они обязаны носить Широкую Стрелу, пока не отбудут срок, но на родине они носили бы ее за решеткой. Русские ссыльные, если данные нашей разведки не врут, – это те, кого раньше ссылали в сибирские соляные копи. Политические заключенные. Они крепостные, а в России, насколько мне известно, большинство их крепостными не были. Как с ними обращаются: лучше или хуже, чем с крепостными в России, – не знаю. Но одну вещь я знаю точно. У них на полевых работах используются люди, а у нас – местные.

– Которых вы сечете кнутами! – вдруг рассердилась я.

Мы заспорили: Берти доказывал, что кнуты без крайней необходимости не применяются, а я утверждала, что видела их применение собственными глазами.

В конечном счете победа, кажется, осталась за ним: он объяснил, что местных нельзя оставлять на полях без намордников, иначе они наедятся травки и отключатся, потом придут в себя – и опять, и так без конца, пока не умрут с голоду, а намордники устроены таким образом, что дают им возможность жевать весь день, но понемножку, они и довольны.

– Сырая травка вызывает привыкание – и у местных, и у людей. Человеку мы не позволяем работать на плантации больше трех месяцев подряд… а если еженедельная медицинская проверка показывает плохие результаты, мы его отстраняем. Ну а что до местных, Дити, – да, мы их эксплуатируем. Эксплуатируют же люди лошадей, овец, вообще скот. Вы разве вегетарианка?