Мы просили у вечности рай - Виктория Вайт

волна страха сковывает все тело. Подхватывает меня на руки, резко дергая. Тошнит еще сильнее. И вместо бережной заботы, я вижу грубость и отчужденность. Отключаюсь периодично, почти теряя сознание. Понимаю, что мы движемся в машине на высокой скорости. Эмир хоть и держит меня в объятиях, но я ощущаю вероломный холод и одиночество. Его полное безразличие. А потом острый лекарственный запах бьет в нос. Прихожу в себя на больничной кровати, видя перед собой доктора средних лет, который двигает по моему обнаженному животу что-то прохладное. Пристально вглядывается в монитор, что-то кропотливо рассматривая.

— Ваша девушка беременна, господин Кинг. Четыре с половиной недели. — Доктор убирает прибор с моего живота, разворачиваясь лицом к Эмиру, который до этого стоял позади. — С полной уверенностью хочу вас поздравить с отцовством. — Искренне. От всей души. Только Эмир не ценит такого добродушного порыва.

— Срок маленький, думаю, мы можем беспрепятственно провести операцию по прерыванию беременности. — Чужим грубым голосом. Не выражая ни тени сомнения. Подхватываюсь на кровати, устремляя взгляд на него. Вздрагиваю, видя перед собой не Эмира, которого я так люблю. Чудовище, готовое на все.

— Эмир, нет, прошу тебя. — Всхлипываю, стараясь не расплакаться.

— Замолчи, Альби. — Обходит врача, приближаясь к кровати. Кажется, он сейчас схватит меня за шиворот и силой поволочёт в операционную.

— Сажи мне, Эмир, ты готов убить нашего ребенка? — Начинаю кричать, видя ответ на свой вопрос в его изменившемся выражении лица. Губы прикусываю от глубокого отчаяния. — Не смей поступать так с нами! — Давлю, пытаясь вернуть хоть как-то его человечность. Не понимая реакции на мою беременность. Будто все, что было между нами последние несколько месяцев сплошной вымысел. Эмир молчит, отворачивая голову. Резко поднимаюсь на ноги, начиная плакать. Хочется выскочить из палаты, и бежать без оглядки. Спасти не себя. Малыша, которого ношу под сердцем. Но не успеваю сделать и пары шагов, как Кинг, хватая меня за плечи, останавливает. Лицом к себе разворачивается, с силой впиваясь пальцами в кожу.

— Если ты боишься боли, то ее не будет. — Рыча озлобленно. Пытаясь обуздать мою борьбу и сопротивление. — После наркоза ты проснешься, и даже не вспомнишь, что произошло. — Слегка успокаивается, пытаясь говорить тише. Только с каждым проходящей секундой, буря в душе поднимается все сильнее.

— Я вытерпела много боли, Эмир. — Кривя губы от обиды и приторной горечи. — Но если ты убьешь нашего сына, буду ненавидеть тебя до конца своих дней. — Дергаюсь, пытаясь выбраться из его оков. Плачу, больше не скрывая истинных эмоций.

— Альби, у тебя будут дети! — Встряхивает, сильно дергая на себя. Начинает повышать голос, думая, что сможет внушить мне свою правду. — Пойми для нас обоих этот ребенок-клетка! Не сопротивляйся! — Еще сильнее сжимает руки, и я понимаю, для чего он это делает. Доктор подходит ближе, что-то быстро вкалывая мне из шприца в руку.

— Малыш не клетка! Он живой! У него есть душа и сердце, Эмир. В его венах течет твоя кровь. Твоя. — Последние вскрики, и я чувствую, как все органы в моем теле неметь начинают. Сердце стучит все тише и тише. Руки падают, как плети. И если бы Эмир сейчас не держал, на пол бы упала. — Ненавижу тебя, чудовище! — Заплетающимся голосом. Практически отключаясь. Горячие губы ко лбу моему прикасаются.

— Я сам себя ненавижу, моя девочка. — Заключительные слова, которые я слышу. Нежным голосом, который обещал и обнадеживал. До последнего не веря в то, что мне не удалось спасти ребенка. Стать важной женщиной в жизни любимого мужчины. Судьба оскаливается, не давая мне выбора. И отключаясь от этого мира, мечтаю лишь о том, чтобы больше не проснуться. Смерть гораздо слащу той жизни, которая ожидает «после». После того, как маленькое сердечко перестанет биться по безжалостному приказу своего отца.

Глава 34

Эмир.

Человеческие решения всегда окрашены эмоциями. Чаще всего они не бывают рациональными. Скорее эмоциональными. Порой ты смертельно жалеешь об их совершении, а иногда навсегда забываешь, словно этого мгновения никогда и не было. И не понимаешь, какой ты на самом деле. Теряешь на мгновение истинную сущность, зацикливаясь на правильности выбранного пути. И пусть он будет неправильным. Поймешь это спустя долгое время, когда правда становится, оголена и уязвима. Душа и сердце начинают воевать с разумом. Пытаются показать, что чувства гораздо важнее разумных мыслей. Именно сейчас я в очередной раз борюсь, пытаясь унять в себе эту борьбу. Собраться с силами, и возможно принять в своей жизни самое правильное решение. Голова кругом. В затылке, будто колотит отбойный молоток. Свинцовая боль спускается по позвонкам ниже, парализуя мышцы на моей спине. Все тело в жутком напряжении, но оттягивать решенное совершенно бессмысленно. И это не цена за прошлое, которое, так или иначе, все еще находиться рядом со мной. Плетётся словно тень, постоянно напоминая о своем существовании. Наверно для того, чтобы я поминутно помнил о тех уроках, которое оно мне преподнесло. О тех поступках, которые со временем оказались ошибочными. Но раз, за разом касаясь своего прошлого, можно ненароком разрушить будущее. Хотя наверно у меня его быть не может. Зажмуриваю глаза, подхватывая потерявшую сознание Клео на руки. Быть может это последний раз, когда я настолько близко нахожусь рядом с ней. Все рушиться с неимоверной скоростью. Следуя за доктором, заношу ее в палату, бережно прижимая к себе. Кладу на больничную кровать, осознавая, что не смогу сейчас развернуться и уйти. Руки не выпускаю, не разрывая ни на секунду нашего физического контакта. Кажется, если это произойдет, навсегда ее потеряю. Твою мать, нет! Сцепляю зубы, сдерживая острое желание разораться в полный голос. Завыть от беспомощности, в которую снова окунула меня судьба. Продолжаю держать за руку, стараясь не думать о том, что проснувшись, Клео будет смотреть в мои глаза лишь с ненавистью и больной неприязнью. Ведь мне до боли известно, какого ощущать на себе подобные взгляды. С самого детства я видел в глазах матери и бабки эти разрушающие эмоции. Убивающие душу. Сейчас я собственноручно снова обрекаю себя на это. На душе омерзительное ощущение, которое ежесекундно приумножается. Изнываю от желания разнести эту чертову больничную палату вдребезги, понимая грязь своего поступка, но, увы, по-другому невозможно поступить. Бывают моменты в жизни, когда выход всего один. Какой-бы горький и ужасный он не был. И пусть это останется моим самый страшным грехом до конца жизни, я не могу принять другое решение. Сжимаю холодные тонкие пальцы, наклоняюсь вперед. Прикасаюсь горячими губами к вспотевшей коже Клео на лбу.