Днепровский вал - Влад Савин

И глаза у нее блестят.

— Слезы? У лейтенанта ГБ?

— Старшего лейтенанта. Мне товарищ Кириллов сказал, и еще: «Благодарю за отличное выполнение задания». А я и без всякого задания… Михаил Петрович, мне так страшно стало тогда! Если бы с вами что-то случилось, я бы тогда на фронт, еще фашистов положить до обещанной сотни — и жить больше незачем совсем!

А я, признаюсь, ее как телохранителя не воспринимал до этого случая. Хотя совсем не норма, что это она должна меня защищать — положила троих, пока я «стечкин» из кобуры доставал. Может, и впрямь мне начать тренироваться, хоть пару раз в неделю, как Смоленцев предлагал: «Вам в немецкий тыл не ходить, но хоть в таких ситуациях уже будете не столбом, я персонально вас натаскаю»? Даже Сан Саныча соблазнил, а уж в экипаже половина в свободное время бегает в «Шаолинь». Уже зала не хватает всем желающим, в хорошую погоду занимаются просто на стадионе, пока лето и светло. Надо попробовать — а то хожу же я, как все, даже в море, на тренажер и беговую дорожку, хоть сколько-то минут в день, чтобы мышцы были в тонусе и пузо не выросло.

— У вас получится, Михаил Петрович. Вот только вы скоро снова в море уйдете. А я останусь.

И это уже известно — ну кому как не «жандарму» и иже с ним. Что-то намечается, недаром же срочно обкатываем новые торпеды. В противолодочном варианте — наведение по нашей ГАС, управление по проводам. Причем стреляли и как в нашем времени — по подлодке-цели, с заданием глубины хода торпеды и цели, чтобы обеспечить прохождение выше или ниже (момент фиксируется акустикой, на торпеде вместо заряда самописцы) — но для проверки наведения по глубине и срабатывания неконтактного взрывателя мишенью был понтон, притопленный под буксируемой баржой. И мы умудрились, вместо прохода на «убойной» дистанции с выбросом для наглядности пятна краски, влепить прямо в цель двухтонной рыбиной на скорости двадцать восемь узлов. Понтон ёк, торпеда тоже — эпроновцам забота искать и доставать. Это, конечно, «в яблочко», но при стрельбе двумя, тремя, четырьмя торпедами, не залпом, а с интервалами, чтобы не мешали друг другу, мы гарантируем поражение цели, а вот Щ-422 даже четверкой «топит» противника не всегда. Все же наши ГАС и БИУС получше «Алькоров» и «Бусь», которые научились делать предки с нашей подачи. Неужели немцы свою суперсубмарину сделали, или про их «Летучего голландца» Платов не придумал, или «двадцать первые» в серию пошли на год раньше? Узнаем, как время придет; но вот что в море нам скоро — это факт, и моя интуиция говорит, и некоторые мелочи «сверху».

Кого на этот раз топить будем? «Айову» и авианосец нам не засчитали, поскольку там еще и немцы отметились, «а вас там вообщэ не было, товарищ Лазарев, вы поняли мэня?», но и не ругали. Мы же, бойцовые морские волчары, готовы бить любого, на кого укажут — а зачем, это товарищу Сталину виднее. А целей «вкусных» сейчас много: у немцев до «Шарнхорста» с «Цеппелином» мы так и не добрались, убежали аж во Францию; еще «Гнейзенау» скоро выйдет из ремонта, перевооруженный на тирпицевские пушки: еще итальянцы все в строю, «Рому» не потопили, «Имперо» достраивают. И французы, здесь не затопленные в Тулоне, а включенные в состав немецкого флота, «Дюнкерк» и «Страсбург». И еще «Ришелье», который в знакомой нам истории так и простоял в Дакаре под знаменем «свободной Франции» — здесь же, на фоне побоища в Атлантике этим летом, английской паники и побед Еврорейха, его экипаж решил сменить сторону и привел корабль в Брест (про второй французский линкор, «Жан Бар», не сообщается, но его у нас лишь после войны сумели достроить, хотя он в сороковом сам сумел, избегая захвата немцами, в Африку уйти — без половины стволов главного калибра — где их сейчас возьмут и на каком заводе поставят?). Итого налицо восемь линкоров лишь у Еврорейха, нашего явного врага — два немецких, по три французских и итальянских. Англичане потеряли потопленными «Нельсон», «Родни», «Герцог Йоркский»; янки — «Айову», но зато достраивают еще две, пятый и шестой в серии, у нас так и не вошедшие в строй, и заложили целых пять «Монтан», сверхайовы, больше размером и сильней вооружены. А наши уже на Висле, и завязывается узел большой политики — нам разрубать?

— Михаил Петрович, вы там уже? Возвращайтесь, я ждать вас буду всегда!

А если нет? Не все от нас зависит — как там в песне: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону»? Хотя сработались мы — но бог знает, как решат в Москве? И ходить тебе с ярлыком «ППЖ», а ведь не заслужила ты, комсомолочка-фанатичка, с умом, образованием, и знанием на полвека вперед! Не похожа совсем на женщину-комиссара в кожанке, красной косынке и с маузером на ремне — но отчего-то шляпка, зонтик, красивое платье на тебе выглядят атрибутами не барышни, а «стальной леди Совершенство». Ну, так майор ГБ в штатском нами воспринимался даже естественнее, чем в мундире — а если пересчитать здешние звания на наши, так и выходит. У нас ведь с сорок третьего не было разницы на две ступени в чинах между армией и ГБ?

А, пропади все! Не уступлю тебя никому, даже Лаврентий Палычу и самому товарищу Сталину.

— Аня, а вы согласились бы выйти за меня замуж?

Лазарева Анна, Северодвинск, 1 сентября 1943

Ла-за-ре-ва. Достаю свое новое удостоверение и читаю, будто не веря.

Ну, такой у меня характер — когда мне хорошо, сразу боюсь, что вот сейчас так не будет. Вот сколько ждала от Михаила Петровича этих слов — а как услышала, так отчего-то в слезы! Лицом в плечо ему ткнулась и реву, а ведь я никогда не плакала, даже когда по-настоящему больно было и страшно! А после мы умудрились столкнуться носами, будто целоваться не умели совсем!

Парочка на другой стороне улицы, какой-то в штатском с девушкой, дружно и деликатно отвернулись. Интересно, заметил ли Михаил Петрович, что после того случая нам гораздо чаще стали пары встречаться? Он и она, идут в отдалении, занятые своими делами. Ну, зачем ему знать, что теперь всякий раз, как у нас намечается прогулка, несколько моих девчонок срочно получают у меня увольнение, берут кого-то из «песцов» или роты НКВД — с командирами все сговорено — и обеспечивают безопасность по всему маршруту? Зачем парами — ну, лучше ведь, если нашим тоже не в повинность, а приятно? А еще ездит мотопатруль, высматривая подозрительных — причем тоже наши, а не гарнизонные. И это правильно — безопасность, да и просто душевное спокойствие такого человека, как Михаил Петрович, на мой взгляд, этого стоят!

И мы сразу же, не откладывая, отправились в ЗАГС — а чего ждать? Удостоверения всегда с собой, Михаил Петрович в мундире, я в крепдешиновом платье, том самом, что было на мне в тот день — если оно «с секретом», то для меня как форма «при исполнении» во время таких прогулок — незаметно совсем, что чиненое, удачно у меня получилось. Сначала в загс — а после завертелось. Первым нас поздравил товарищ комиссар третьего ранга (кто ему доложил прежде меня? Убью! Репрессирую!). Затем назавтра организовали застольную в «Белых ночах» — и к общему удивлению, еще четверо из экипажа подлодки решили оформить отношения, не дожидаясь завершения войны — по примеру командира. Но во главе стола сидели я и Михаил Петрович — ой, я же теперь могу его по имени называть? Или просто «мой Адмирал»?