Непристойные предложения - Уильям Тенн

– Вы живете со своими родителями, мисс Гришэм?

– Нет, я живу одна. Я сирота.

Он подождал, пока официант принесет первые блюда, затем насадил на вилку небольшую креветку и снова ринулся в атаку.

– С каких пор?

Она посмотрела на него, оторвавшись от салата из свежих фруктов.

– Прошу прощения, мистер Балик, что вы сказали?

– С каких пор? Как давно вы осиротели?

– С младенчества. Кто-то подбросил меня на крыльцо сиротского приюта.

Он заметил, что хоть она и отвечала на его вопросы ровным голосом, но при этом смотрела на свою еду, а ее румянец стал значительно ярче. «Ее привела в замешательство необходимость признания своей вероятной незаконнорожденности? – подумал он. – Без сомнения, она уже привыкла к этому за… сколько ей там… двадцать четыре года. Конечно, как не привыкнуть».

– Однако в вашем заявлении о приеме на работу, мисс Гришэм, вы указали Томаса и Мэри Гришэм как своих родителей.

Среда перестала есть и взяла в руки стакан с водой.

– Пожилая пара, удочерившая меня, – сказала она низким голосом. – Они умерли, когда мне было пятнадцать лет. У меня нет живых родственников.

– О которых вы бы знали, – заметил он, подняв указательный палец.

К большому удивлению Фабиана она хихикнула. Этот странный смех причинил ему значительное неудобство.

– Все верно, мистер Балик. У меня нет живых родственников, о которых я знаю. – Она посмотрела поверх его плеча и снова засмеялась. – О которых я знаю, – мягко повторила она словно бы самой себе.

Фабиан был раздражен тем, что эта беседа выходит из-под его контроля и слегка повысил голос.

– Тогда кто такой доктор Моррис Лорингтон?

Она снова выглядела сосредоточенной. И, похоже, встревоженной.

– Доктор Моррис Лорингтон?

– Да, человек, которого следует уведомить в экстренном случае. В случае, если что-то случится с вами на рабочем месте.

Теперь она явно заволновалась. Ее глаза сузились, она внимательно смотрела на своего собеседника, а дыхание ее значительно участилось.

– Доктор Лорингтон – старый друг. Он… он был доктором в приюте. После того, как Гришэмы удочерили меня, я всегда посещала его, когда… – Ее голос прервался.

– Когда вам нужна была квалифицированная медицинская помощь? – предположил Фабиан.

– Да-да, – сказала она, и лицо ее прояснилось, как будто он предложил вполне обоснованную причину обращения к терапевту. – Я посещала его, когда мне требовалась квалифицированная медицинская помощь.

Фабиан крякнул. Во всем этом была какая-то неувязка, но разобраться с этим никак не удавалось – с этой соблазнительно ускользающей тайной. Однако она отвечала на его вопросы. Этого нельзя было отрицать: она отвечала на все вопросы.

– Вы планируете встретиться с ним в октябре? – спросил он.

Теперь уже Среда была испугана.

– В октябре? – ее голос дрожал.

Фабиан доел креветку и вытер губы, ни на секунду не спуская с нее глаз.

– Да, в октябре, мисс Гришэм. Вы подали заявление на месячный отпуск, начиная с пятнадцатого октября. Пять лет назад, когда вы проработали в «Слотер, Старк и Слингсби» тринадцать месяцев, вы тоже подавали заявление на отпуск в октябре.

Он удивился ее неподдельному испугу. Он чувствовал триумф, так как был прав и этим делом действительно следовало заняться. То чувство, что он испытывал к ней, не было простым любопытством. Это был инстинкт хорошего специалиста по кадрам.

– Но это отпуск без содержания. Я не прошу, чтобы мне платили за время моего отсутствия, мистер Балик. И мне не платили… в тот раз.

Она тискала салфетку в руке, держа ее у самого лица, и было похоже, что девушка готова вскочить и стремглав выбежать из ресторана. От ее румянца не осталось и следа, и лицо сделалось сплошной меловой маской.

– Тот факт, что вам не платят за время вашего отсутствия, мисс Гришэм, – начал было Фабиан, но его прервал официант, принесший следующие блюда. К тому времени, как он ушел, Фабиан с раздражением понял, что Среда воспользовалась заминкой и взяла себя в руки. Она все еще была бледна, но на щеках уже проступили розовые пятна, и она откинулась на спинку стула, а не сидела как птичка на самом краешке.

Тем не менее, он продолжил:

– Тот факт, что вам не платят за это пропущенное время ничего не значит. Здесь все логично. В конце концов, у вас есть две недели оплачиваемого отпуска в год. Что дает нам возможность затронуть еще одну интересную тему. Ежегодно вы повторяете две необычных просьбы. Во-первых, вы просите дополнительную неделю отпуска без содержания, что в совокупности делает ваш отпуск трехнедельным. А затем вы просите…

– Чтобы мне дали эти недели в начале весны, – закончила она уверенным тоном. – Ну и что же, мистер Балик? Таким образом мой отпуск не пересекается с отпусками других девочек, и в компании всегда есть секретарь, который может работать в летнее время.

– Все так, все так per se. А под этим я подразумеваю, – старательно объяснил он, – что в таком положении дел нет ничего плохого по существу. Однако остаются некоторые невыясненные вопросы и организационная путаница. А невыясненным вопросам, мисс Гришэм, невыясненным вопросам и организационной путанице не место в слаженно работающей компании.

Он с удовлетворением отметил, что ей снова стало некомфортно.

– Это означает… Вы хотите сказать, что уволите меня?

– Вполне возможно, – согласился Фабиан, забыв добавить, что это было маловероятным, особенно по отношению к такой секретарше, как Среда Гришэм, которая, с одной стороны, являлась исключительно хорошим работником, а с другой стороны – совершенно безобидным человеком. Прежде чем продолжить, он аккуратно отрезал небольшой кусок ростбифа от сопровождавшей его тонкой оранжевой полоски жира. – Взгляните на все это с моей точки зрения. Что можно сказать о компании, в которой каждая девушка в офисе просила бы о дополнительной неделе отпуска, пусть даже отпуска без содержания? А затем каждые несколько лет уходила бы еще в отпуск без содержания на целый месяц в дополнение к вышеуказанным отпускам? Что это была бы за компания, мисс Гришэм? Уж точно о ней нельзя было бы сказать, как о хорошо управляемой.

Он тщательно пережевывал свой ростбиф, наблюдая за тем, как тревожные мысли отражаются на ее лице, в то же время радуясь, что ему не приходится приводить эти доводы более сообразительной девушке, вроде Арлетт Стайн. Он знал, что эта разбирающаяся во всем тридцатилетняя вдова тут же ответила бы: «Но ведь не каждая девушка в офисе спрашивает об этом, мистер Балик». Стайн ничего не стоило поглумиться над подобной софистикой.

Поэтому он ценил то, что Среда не позволяла себе пускаться в подобные контратаки. Она то поджимала свои пересохшие губы, то расслабляла их в попытке придумать вежливый способ выкрутиться. Ей виделся лишь один способ, и нужно было решиться на него прямо сейчас.