Пестрые истории - Иштван Рат-Вег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что я теперь расскажу, случилось на самом деле. На Карсте в селении Нуссдорф в 1679 году одна честная крестьянка от мужа своего понесла. Когда она почувствовала приближение родов, оповестила о том родню и легла в постель. Тут на нее нашел сои, а когда она через малое время пробудилась, в испуге заметила, что во сие от тяжести освободилась. Вскочив, созвала соседей, они обыскали постель, но и следа ребенка не нашли. Из того без всякого сомнения установили, что случилось известное змеерождение, а поскольку при том никого рядом не было, змею упустили. Та женщина и по сию пору жива, после того от мужа у нее рождались обычные дети. Говорят, что на Карсте в некоторых местах случается, что если две женщины ссорятся, то та, которая находится в благословенном положении и не права, после разрожается змеей».
Как я уже упоминал, барону поставили памятник.
Гермафродит
Из мифологии всем известно, что греческие боги вели беспорядочную половую жизнь. Гермес, к примеру, вступил в любовную связь с Афродитой, от этого произошел Гермафродит, бесподобно красивый юноша. А с ним случилось то, что жарким летним днем он пошел купаться, когда разделся, его увидела Салмасис, нимфа ручья, и до смерти в него влюбилась. Недобно красивый юноша. А с ним случилось то, что жарким летним днем он пошел купаться, когда разделся, его увидела Салмасис, нимфа ручья, и смертельно в него влюбилась. Неизвестно уж почему, но юноше не понравились ухаживания нимфы, он вознес молитву богам, чтобы они убрали ее с глаз долой. А нимфа совсем потеряла голову и, уже почти не имея надежды на ответную любовь, попросила богов навечно соединила ее с юношей, чтобы они оба стали одним телом. Боги услышали молитву Салмасис и соединили их, так получился первый гермафродит. Эго излюбленный сюжет в искусстве Древней Греции.
Платон говорил гораздо серьезнее. Сначала, — сказал он, — на свете жили двуполые существа, андрогины. У них было два лица, четыре руки, четыре ноги. Они обладали страшной силой и в полной самоуверенности планировали напасть на Олимп и изгнать оттуда олимпийских богов. Сильно перепугались боги; тут только Зевс мог помочь: пусть поразит молниями бунтовщиков. Ладно, но только кто будет почитать богов и приносить им жертвы? Хитрое это дело. Зевс все же нашел решение, с греческой плутоватостью он разделил анд-рогинов надвое. Так они уже становились безопасными, опять же, возможность совершения жертвоприношений сохранялась. Аполлон поработал над их телами, и стали они обычными мужчинами и женщинами.
Сказка очень уж надуманная, великий философ, должно быть, только для того придумал ее, чтобы подойти к главному выводу: с тех пор разделенные части ищут друг друга, чтобы вновь соединиться.
Это и есть любовь.
Позднее, с распространением христианства, сектанты, следовавшие каждой букве Библии, тоже видели в ней тень двуполого человека. Ведь вот что говорит Моисей в начале своей первой книги: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Бытие, 1:27).
Латинский текст предоставлял еще больше возможностей для перетолков: «Creavit Deus hominem ad imaginem suam; et ad imaginem Dei creavit illum: masculum et feminam creavit eos».
А теперь попробуйте подумать головой еретика. Текст говорит не о том, что Господь Бог сотворил раздельно мужчину и женщину. (Моисей позже рассказывает историю с ребром; в этом он, конечно, противоречит сам себе, только это меня не касается.) Хотя и туманно это, но все же текст говорит, что Бог создал такое существо, которое в одном и том же лице являет и мужчину, и женщину, то есть гермафродита. А поскольку это существо он создал по собственному образу и подобию, стало быть, сам Господь был гермафродитом!
Эту ересь официальная теология стремилась решительно подавить. Отчасти серьезными богословскими опровержениями, частью еще более серьезным учреждением — инквизицией с ее камерами пыток и кострами для еретиков.
Однако же битвы буквалистов не прошли бесследно. Сказка об оплодотворяющих самих себя гермафродитах то и дело всплывала вновь и вновь.
В конце XVII века имело огромный успех и выдержало два издания описание одного полного приключений путешествия по Австралии[135].
Автор и сам себя описал как человека, чья жизнь была полна приключений. Сиротой он скитался по морям и по суше, четыре раза терпел кораблекрушение, наконец попал в Австралию. В своей книжке он описал народ, населявший эту до сих пор неизвестную страну, описал его обычаи и нравы. Он рассказал такие интересные вещи о жителях этой таинственной части света, что серьезный французский академический журнал «Journal des Savants» даже пустил его на свои бородатые страницы, открывая экзотику южного полушария научной общественности. Речь шла ни много, ни мало о том, что тамошнее население, все до единого, — гермафродиты. Они оплодотворяют сами себя и все абсолютно довольны этим простым способом. Они не знают борьбы полов и всех сопутствующих волнений и страданий. Случается, что порой они производят на свет в порядке исключения однополое существо, но его как монстра беспощадно уничтожают.
Два издания книги указывают на то, что эти подробности возбуждали интерес тогдашнего ученого мира. Но уже довольно скоро выяснилось, что автор не был сиротой, никогда не попадал в кораблекрушения, поскольку никогда не плавал по морям и не бывал в Австралии. И звали его не Жаком Садером, а настоящее его имя было Габриель де Фуаньи[136], и был он когда-то монахом-францисканцем. А весь этот этнографический опус не что иное, как плод его собственной фантазии.
Легенда о самооплодотворении в более ранней истории имеет свою предшественницу.
Жан Молине[137], французский летописец времен Людовика XI, описал в своей хронике такое событие:
«В 1478 году произошел удивительный случай. В Оверни об одном монахе стало известно, что его природа наградила двойным полом — мужским и женским в одном лице. Более того, монах эту свою двойственность употребил на то, чтобы оплодотворить самого себя. Сейчас он находится в благословенном положении, а власти его держат в заключении, пока ребенок появится на свет. Потом предадут суду».
Об этом монахе я прочитал и у Бейля[138](в его «Словаре», в статье под вокабулой «Sadeur»), Бейль, конечно, сильно сомневается и сожалеет, что хроника так скупо завершает свой рассказ, что же стало с монахом после родов?