Когда поют сверчки - Чарльз Мартин

Он обвел озеро зажатой в кулаке дымящейся трубкой.

– Я имею в виду самую современную медицину, самые совершенные технологии и методики, которые существуют пока только в таких местах, как Нью-Йорк, Атланта, Нэшвилл… – Сэл испытующе посмотрел на меня. – Я буду платить тебе столько же, сколько зарабатываю сам – шестьдесят тысяч. Ройер говорит, это почти в десять раз меньше, чем ты получал в Атланте, но такие суммы мне не по карману. Я никогда не зарабатывал больше шестидесяти тысяч, к тому же у местных жителей не так много денег. Впрочем, насколько мне известно, ты занялся медициной не ради высокой зарплаты, ведь так?

Повернувшись, Сэл стал медленно подниматься вверх по ступенькам. На половине пути он остановился и, обернувшись, бросил еще один взгляд на озеро и снова посмотрел на меня.

– Здешним жителям нужен хороший врач, а ты, парень, врач. Один из лучших, кого я когда-либо встречал. Отвечать сейчас не обязательно, можешь подумать. Мое предложение остается в силе, пока ты не придешь и не скажешь «нет». – Он вынул из заднего кармана брюк белоснежный носовой платок и вытер глаза. – Я видел, что ты делал с Энни. Я стоял в уголке операционной и смотрел – и знаешь что?.. – Сэл ткнул меня пальцем в грудь. – Не позволяй сомнениям взять над тобой верх. В какой-то момент я сам было засомневался, но… В общем, если ты намерен быть врачом – а я имею в виду именно быть им, – ты должен разобраться со своими сомнениями сейчас, потому что дальше будет только труднее. – Он задохнулся и вынужден был остановиться, чтобы перевести дух, потом вдруг лукаво усмехнулся. – Но в этом-то и заключается главная особенность нашей профессии, верно, сынок? Ведь дело-то не в тебе, дело в них – в тех, ради кого ты отдаешь свои силы и свое время… и свою жизнь.

Сэл снова долго смотрел на озеро, скользнул взглядом по уцелевшему коттеджу моего соседа, по домику Чарли на противоположном берегу.

– Да, дело в них, – повторил он шепотом, – и оно того стоит.

Он коротко кивнул и, вернувшись к своему «Кадиллаку», уехал, а я уселся на подпорную стену и, свесив ноги, стал смотреть на Джорджию, которая грелась на солнышке на крыльце Чарли. То, как она вытянулась поперек тростникового коврика, было равнозначно табличке «Не беспокоить» на дверях номера в каком-нибудь отеле, и я невольно подумал, что Чарли хотя и находил Джорджию полезной, все же использовал ее не так, как я предполагал. К примеру, сейчас он отдыхал (за последнее время его расписание сна и бодрствования изменилось достаточно кардинальным образом), а собака-поводырь охраняла его сон.

Я, впрочем, не имел бы ничего против, если бы новообретенная привычка Чарли не мешала нашим тренировкам. До Бертонской регаты оставалось меньше недели, а мы теперь редко выходили на воду раньше полудня. Несколько раз я и вовсе шел на тренировку один (хотя еще ни разу не случалось, чтобы, кроме меня, на озере не было вообще никого).

Около десяти часов к озеру на цыпочках спустилась Синди и села рядом со мной, свесив ноги к воде. Сейчас она жила в коттедже моего соседа чуть дальше по дороге отсюда. Сосед, биржевой маклер из Нью-Йорка, сдал мне дом на ближайшие два-три месяца: я считал, что за это время мы сумеем подобрать банк, который выдал бы Синди ипотечный кредит на покупку жилья, и я не ошибся. После того как я позвонил в один из клейтонских банков и подтвердил свою готовность стать ее поручителем, дело сдвинулось с мертвой точки, и сейчас оформление кредита шло полным ходом.

Синди навещала меня каждый день. Она приходила примерно в одно и то же время, но почти никогда ничего не говорила: ей просто хотелось знать, что со мной все в порядке. В каком-то смысле Синди словно проверяла мой пульс, только она не считала количество ударов, а просто смотрела, есть он или отсутствует. Как правило, она некоторое время сидела рядом со мной, подставив лицо солнцу и вдыхая свежий воздух, а потом исчезала, так и не сказав ни слова. Я тоже по большей части молчал: слова были нам не особенно нужны, ведь мы пережили нечто такое, что не каждый способен вынести. Иногда Синди приходила поздно вечером или даже ночью – несколько раз я видел, как она медленно шагает вдоль берега, глядя на протянувшуюся по воде лунную дорожку. Наверное, ночная тишина как-то успокаивала и утешала ее. Видит Бог, Синди в этом нуждалась, да и я тоже.

Сегодня, впрочем, Синди решила нарушить молчание. Повернувшись ко мне, она спросила:

– Твоя очередь или моя?

– Моя. – Я улыбнулся, ибо прекрасно знал: Синди отлично помнит, чья сейчас очередь.

Она кивнула, в свою очередь пряча улыбку, и, откинув голову, закрыла глаза, предварительно сдвинув на лоб солнечные очки. Я же поднялся и не спеша зашагал по засыпанной гравием подъездной дорожке, которая вела к тому месту, где стоял и когда-нибудь будет снова стоять мой дом.

На крыльце соседского коттеджа я снял обувь и на цыпочках подкрался к двери хозяйской спальни на первом этаже. Все окна в коттедже были открыты, и в комнатах дышалось легко и свободно. Стараясь действовать как можно осторожнее, я бесшумно отворил дверь.

Она лежала в постели, укрытая сразу несколькими одеялами. Ее лицо слегка раскраснелось от тепла, глаза были закрыты.

Энни…

Я опустился на колени рядом с кроватью, и она тотчас проснулась.

– Уже пора? – спросила девочка.

Я кивнул, и Энни послушно открыла рот. Я положил ей на язык две таблетки и протянул стакан воды. Несколько раз моргнув, девочка сообщила:

– А я видела сон…

– Какой же? – Я наклонился вперед.

– Мне приснилось, будто я встретилась с твоей женой. Она гуляла по берегу.

Я кивнул.

– Да, Эмма очень любила там гулять.

– Но потом она сделала одну очень странную вещь…

– Да? Какую?

– Она встала на колени, достала из воды игрушечный кораблик и протянула мне.

– И что же тут странного? – Я сосчитал ее пульс и стал мерить температуру.

– Парус… Парус кораблика был сделан из письма, которое она написала тебе незадолго до… Ну, в общем, перед тем, как ее не стало.

Я невольно вздрогнул. О письмах Эммы я никогда никому не рассказывал. О них знал только Чарли – больше никто. Проверив повязки, я получше укрыл девочку и подоткнул ей одеяло. Глаза Энни закрывались сами собой, и я, поцеловав ее в лоб, бесшумно вышел из спальни. На заднем крыльце я неожиданно столкнулся с Чарли, который шел, чтобы почитать Энни. Держа в одной руке «Элоизу», другой он ухватился за перила, ногами нащупывая ступеньки. Услышав, что я вышел на крыльцо, Чарли отступил в сторону и сказал:

– А я тебя искал.

– Да? – с сомнением отозвался я. Судя по всклокоченным волосам, Чарли недавно проснулся.

– Да, – подтвердил он и, подняв руку, пробежал пальцами по моему лицу. Помешкав мгновение, он сжал мои щеки, пытаясь развернуть лицом к себе. Убедившись, что я смотрю на него, Чарли открыл книгу, которую держал в руке, и достал оттуда конверт.