Ад уже здесь - Сурен Цормудян

I see trees of green, red roses too

I see them bloom for me and you

And I think to myself what a wonderful world…

Яхонтов обернулся к своим товарищам, и на лице его была улыбка и изумление:

— Хлопцы, это же Луи Армстронг, — прошептал он, боясь нарушить это пение.

I see skies of blue and clouds of white

The bright blessed day, the dark sacred night

And I think to myself what a wonderful world.

— Тот, который на луне первый побывал? — прошептал в ответ Сквернослов.

— Не… — Яхонтов медленно мотнул головой, — То был Нил Армстронг. А это Луи… Великий чернокожий американский певец. Какая песня чудесная, да?

The colors of the rainbow so pretty in the sky

Are also on the faces of people going by

I see friends shaking hands saying how do you do

They're really saying I love you.

I hear babies cry, I watch them grow

They'll learn much more than I'll never know

And I think to myself what a wonderful world

Yes I think to myself what a wonderful world.

Песня стихла и умолкла. Затем из динамика послышался другой голос и без мелодии. Голос был старческий и какой-то обреченный… Совсем не тот жизнерадостный Луи Армстронг… Голос человека живущего в мрачном настоящем:

— This is radio of the Hope Сity. We hope that you have survived. The end of today's translation. Bay.

И наступила тишина. Все сидели молча, пытаясь прийти в себя от произошедшего. От того контраста между такой красивой песней, вселяющей надежду и желание жить, хоть и наполненную непонятными словами. И странным обреченным голосом в конце.

— Варяг, скажи, о чем пел этот Армстронг? — выдавил, наконец, Васнецов.

— Он пел о том, какой замечательный мир в котором мы живем… — Затем вздохнул и покачал головой, — Жили, вернее.

— А потом, в конце, что там говорили?

— Похоже, они ищут выживших. Братцы, вы хоть понимаете, что это значит? Тут есть жизнь! Люди! И нормальные вроде люди! Ведь такая песня!..

— Варяг! — перебил его нахмурившийся Сквернослов. — Эти нормальные люди сделали атомную бомбу и ХАРП! И применили все это, между прочим!

Варяг молчал какое-то время. Затем обернулся и одарил Вячеслава снисходительной улыбкой.

— Только не те, чья душа умела так петь. Не все так скверно, Славик… Едем дальше…

И луноход снова тронулся с места.

Пепельное облако перестало посыпать их грязью ближе к вечеру. День прошел незамеченным из-за мрака вызванного извержением. К счастью сам вулкан остался где-то в стороне, и они так его и не увидели. Окажись он на пути, это вызвало бы проблемы с поиском объездной дороги. Впрочем, связаться с орбитой тоже не удалось и радио более не преподносило сюрпризов, как было с песней Луи Армстронга.

Варяг вышел из лунохода и очистил перископ и стекла от пепла. Затем снова замерил радиацию. Норма. После этого он достал пятилитровую пластиковую бутылку с водой. Вылил воду в чайник из набора космонавтов. Остаток разлил по флягам и отрезал горловину. Набрал снег и растопил его у обогревателя. Вынес обрезок бутылки на улицу и швырнул в нее почерневшие от пепла стропы, которые все это время висели на левом пенале, в котором была спрятана одна из двух антенн. Надел резиновые перчатки до локтей и, засыпав в воду порошка, стал стирать. Все стропы там не помещались, и он стирал их по очереди, несколько раз, заменив воду. Аппарель была открыта, проветривая салон. Тихо гудел компрессор, нагнетающий в баллон уличный воздух. Укутавшийся тулупом Сквернослов смотрел на занятого стиркой Яхонтова и ухмылялся.

— А носки мне не постираешь, а Варяг?

— Я тебя, их сейчас сожрать заставлю, придурок, — беззлобно ответил искатель не прекращая работу.

Вскоре он закончил стирку. Замерил дозиметром снова побелевшие стропы.

— Норма, — удовлетворенно хмыкнул Варяг. Он вылил воду из обрезка бутылки и отшвырнул ее в сторону. Сложил стропы внутри пассажирского отсека лунохода и, закурив трубку, о чем-то задумался. Видимо решив, что мусорить нехорошо даже в таком мире, он побрел за выброшенной бутылкой и подобрал ее. Она валялась метрах в двадцати, укатившись по склону. Подобрав бутылку, Яхонтов направился к луноходу и вдруг остановился. Медленно повернул голову налево. Из снежного бархана, в вечерних сумерках выгладывал человек. Весь закупоренный в ладно сшитую одежду из оленьих шкур с таким же капюшоном. Лицо скрыто шерстяным шарфом. На глазах плотные лыжные очки. На поясе у него висели три небольших окровавленных капкана. За спиной рюкзак чем-то наполненный. В руке что-то вроде ручного гарпуна со стальной стрелой.

— Nice truck. — Сказал вдруг человек, кивнув на луноход. — Hi. How are you?

— Ноу бэд, — Варяг ответил, тщательно произнося слова и пристально глядя на незнакомца.

Услышав разговор, Сквернослов высунулся из лунохода.

— Колян! Смотри! Абориген! Первый пиндос которого мы встретили тут! — Воскликнул он.

Незнакомец теперь уставился на Сквернослова, явно удивленный его речью.

— What’s the language… Where are you from? You are Canadians? Mexicans?

— Ноу, ви а рашшенз, — оскалился Вячеслав.

— Fuck!!! — заорал вдруг человек и, вскинув гарпун, дернул курок.

Варяг успел отскочить, и стрела вонзилась в снег рядом с его ногой.

— Коля! Дай калаш! Я его упакую сейчас свинцом! — Воскликнул Сквернослов, выскакивая из лунохода. — Я первый завалю янкеса! — вопил он с каким-то диким азартом.

Незнакомец дернулся в сторону, но его лыжи перекрестились и, он рухнул лицом в сугроб.

— Идиот! Скотина тупорылая! — заорал Яхонтов. Николай отчего-то сразу понял, что кричит он это не в адрес американца, который его чуть не убил, а в адрес Сквернослова.

— Shit! Shit! Shit! Fucking shit! — вскрикивал американец, понимая, что попал в переплет и, решив, что живым из него не выпутаться. — Don’t shoot! Please! Don’t kill me!

— Изи мэн! Джаст релакс! Ви донт шут ю! Энд… Мать твою Коля убери нахрен автомат! — кричал Варяг, подойдя к лежащему незнакомцу.

— Но он чуть тебя не убил!

— Это Славик меня чуть не убил! Идиота кусок! Кто тебя за язык тянул, Сквернослов!

— Да я… блин… а что я сказал такого?

— Please! Please! — причитал перепуганный американец.

— Донт ворри! Ви донт шут! Ви гоинг фром пис!

— Чего Варяг говорит? — Николай уставился на оконфузившегося Вячеслава.

— Он говорит, что они твари, а он не шут и пришел писать. Блин, Коля, какого хрена ты у меня спрашиваешь? Я по-чухонски не шпрехаю, — Вячеслав был раздражен и обижен. Виноватым он себя не считал.