Завет Макиавелли - Аллан Фолсом

— И еще. Вы заметили, что они прикладывают левый большой палец? — сказал Генри Харрис. — Отсюда не видно, но я готов поспорить на бюджет будущего года — на каждом пальчике есть знак Альдебарана.

8.35

Под негромкое благозвучное пение монахов делегаты вернулись на свои места. Свет потускнел, будто в театре, когда начинается представление. И представление началось.

— Кристина!..

Мартен узнал ее сразу, как только пол перед алтарем съехал в сторону, а сцена под клубами тумана поднялась на всеобщее обозрение. В центре сидела Кристина, царственная и прекрасная, в ярком луче прожектора похожая на богиню. Ближе к зрителям упал еще один луч, осветивший три бутафорские головы, водруженные на верхушки трех крестов Альдебарана.

Словно по плану, камеры слежения обратились к зрителям, застывшим на скамьях. На лицах ясно читалось нетерпеливое ожидание: сюда пришли именно ради этого.

— Кто такая Кристина? — спросил президент негромко и спокойно, пытаясь трезво разобраться в ситуации.

— Я видел ее на Мальте вместе с Беком и Меррименом Фоксом, — ответил Мартен.

Вновь, будто по команде режиссера, одна из камер медленно наехала на сцену, так, что можно было разглядеть головы.

— Мистер президент… Головы настоящие, — прошептал Хэп Дэниелс.

Половина мониторов погасла, но ненадолго: появились изображения от другой камеры, медленно показавшей каждую голову крупным планом. За каждой была укреплена пояснительная надпись.

Первая голова, лысый старик.

ДЖАКОМО ГЕЛА. РАЗГЛАШЕНИЕ СЕКРЕТОВ «АЛЕФ МЮ». ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ИСПОЛНЕНО. ЛИКВИДИРОВАН.

Вторая голова, женщина.

ЛОРЕЙН СТИВЕНСОН. ВРАЧ. НЕУСТОЙЧИВАЯ ПСИХИКА. САМОУБИЙСТВО.

— Лорейн Стивенсон, — повторил Мартен, не веря своим глазам. — Нет! О господи!..

Третья голова оказалась страшнее второй.

Круглое лицо, серебряные волосы, коротко подстриженная седая борода. Неподвижные глаза смотрят в пространство.

ПИТЕР ФЭДДЕН. ЖУРНАЛИСТ, «ВАШИНГТОН ПОСТ». ОПАСЕН. ЛИКВИДИРОВАН.

Голоса монахов зазвучали громче. Одна за другой черные фигуры потянулись на сцену, бредя, склонив головы, по колено в тумане. Под конец их набралось не менее пятидесяти. Пели монахи исключительно для Кристины, хотя слов было не разобрать.

— Это «Завет» Макиавелли в действии, — сказал Генри Харрис серьезно, обращаясь к Мартену.

— Да уж знаю! — ответил Мартен севшим голосом. — Точно по словам Деми. С шестнадцатого века только технология и поменялась. Фотография и ДНК вместо отпечатка пальца в журнале. Видеозапись в зале: был здесь и все видел. А вечерние туалеты — прекрасная идея. В таких костюмах оказывают честь собранию…

— Ничего не понимаю, — помотал головой Хэп.

— Эти люди пришли сюда засвидетельствовать ритуальное убийство.

— Убийство?..

— Девочку сейчас убьют, — объяснил президент серьезно.

— Как убьют?

— Не знаю.

— Но ради чего? — Хэп не знал, верить ли ему своим ушам.

— Мы имеем дело с тайной организацией, — сказал Мартен, оторвавшись на секунду от мониторов. — Членство жестко ограничено. Требуется не только власть и богатство, но и документированное соучастие в убийстве, дабы никто не посмел уклониться от объединяющей цели.

— Какой цели?

— Накопления еще большего богатства — и достижения вершин власти.

— Мировое господство на вечные времена, вернее сказать, — кивнул президент, внимательно глядя на каждую картинку по очереди, запоминая людей и события, сопоставляя увиденное со словами Мартена и с тем, что изучал когда-то на стипендию Родса. — Это международное братство весьма влиятельных людей самого различного происхождения. Члены братства век за веком заключают между собой соглашения — сплошь и рядом незаконные, я полагаю. Братству, или ордену, около пятисот лет, что позволяет отнести его к движущим силам мировой истории. Империи расширялись и укреплялись ради выгоды членов братства: нужный человек в нужном месте провоцирует войну, организует политическое убийство, создает религиозное движение. Дело, как в случае доктора Фокса, может дойти и до геноцида.

Оторвавшись от мониторов, Генри Харрис посмотрел на Хэпа и Мартена:

— Идея небольшой организации, обладающей столь необъятной властью на протяжении столь долгого времени, граничит с абсурдом. С этим я бы согласился еще совсем недавно, если бы не то, что мы видим на экранах. Банкиры, юристы, промышленники, подрядчики Министерства обороны, политики, медиамагнаты… Господи! Страховка, транспорт, энергетика… От всего этого зависит повседневная жизнь человеческого общества. Можно возразить, что они в основном конкуренты. Но если брать их как естественное сообщество, в руках этих людей немалая часть мировой экономики. Полагаю, цель нынешнего уик-энда, с гольфом, теннисом, обедами и коктейлями, — спланировать дела на будущий год. Прежде всего ответ на варшавские убийства и катастрофу на Ближнем Востоке, неизбежную, если планы Мерримена Фокса претворить в жизнь. Ритуал, совершающийся на наших глазах, свяжет их в единый кулак. Не даст разбрестись. Забыть общую цель. Заговор? — Президент глянул на мониторы. — Политологи, режиссеры, журналисты, домохозяйки — нет, ну разве не приняли бы они с энтузиазмом такую правду? При всем ее неправдоподобии? Даже не очень веря? Между тем вот они, факты столетней давности. Перед нашими глазами.

8.44

Пение монахов прекратилось. В наступившей тишине клубился туман; Кристина ждала начала великого путешествия в довольстве и неге, как и вчерашний бык.

Внезапно в туманное болото ступила фигура шекспировских пропорций, выхваченная из тьмы лучом еще одного прожектора: преподобный Бек в одеянии священника. Остановившись на краю сцены, он поднес к губам микрофон.

— Гамильтон Роджерс? — Великолепная акустика разнесла его голос во все уголки церкви. — Где вы, мистер вице-президент? — спросил он, вглядываясь в темноту.

8.45

Собрание сдержанно зашумело. Сопровождаемый монахами — и камерами слежения, — вице-президент Соединенных Штатов Гамильтон Роджерс поднялся на сцену, чтобы обняться с преподобным Беком, будто на церковном фестивале.

— Гамильтон Роджерс! — объявил преподобный Бек. — Следующий президент Соединенных Штатов!

Последовали бурные аплодисменты.

Обнявшись еще раз, Бек и Роджерс приветствовали публику, держась за руки. Аплодисменты вздымались и опадали, как волны; фестиваль превратился в политический митинг.

8.46

— Если раньше можно было лишь догадываться о планах насчет президента Соединенных Штатов, теперь все ясно, — сказал Мартен, посмотрев в глаза Генри Харрису.