Ночные объятия - Шеррилин Кеньон

Бюст свалился на мраморный пол и разбился.

Новый Орлеан, тот же день

Когда вертолет взлетел, Зарек откинулся назад. Он отправлялся домой.

Там он, без сомнения, умрет.

Он был уверен, что если не Артемида убьет его, так это сделает Дионис. В ушах все еще звучали его угрозы. Ради счастья Саншайн он перешел дорогу богу, который может заставить его перенести ужасы еще более худшие, чем в прошлом.

Зарек не понимал, почему сделал это, разве что из-за того факта, что бесить кого-то доставляло ему удовольствие.

Взгляд упал на рюкзак.

До того как он понял, что делает, в его руках оказался шар ручной работы.

Руки гладили замысловатый узор, выгравированный Саншайн. На этот шар она, наверное, потратила часы.

С любовью гладила его руками…

«Они тратят время впустую над своими тряпичными куклами, и это становится для них очень важным. И если кто-нибудь отберет это у них, они рыдают…»

В его голове всплыл отрывок из «Маленького принца». Саншайн впустую потратила на шар свое время и отдала ему свою работу. Скорее всего, она понятия не имела, как тронул его этот простой подарок.

— Ты по-настоящему жалок, — выдохнул он, сжимая шар в руке и кривя от отвращения губы. — Это ничего для нее не значило, и ради ничего не стоящего куска глины ты отправил себя на смерть.

Закрыв глаза, он сглотнул. Это правильная мысль.

— Ну и что теперь?

Позвольте ему умереть. Возможно, тогда он обрел бы какое-то утешение.

Злясь на собственную глупость, Зарек силой мысли расколол шар. Достав mp3-плейер, он нашел «Hair of the Dog» группы «Назарет», надел наушники и стал ждать, когда Майк откроет окна и впустит смертельный солнечный свет.

В конце концов, это было то, за что заплатил сквайру Дионис.

Тартар

Стикса окружала чернота, пронзаемая криками. Он изо всех сил пытался разглядеть что-нибудь, но видел только странные точки призрачно светящихся глаз, которые были готовы на все, чтобы быть полезными.

Это место было холодным. Ледяным. Он прощупал дорогу вдоль скалы и понял, что заключен в маленькую комнатку величиной шесть на шесть футов. Комната не была достаточно длинной для того, чтобы он мог удобно лечь.

Вдруг около него появился свет, который постепенно трансформировался в молодую красивую женщину с темно-красными волосами, светлой кожей и зелеными циркулирующими глазами богини. Он тут же узнал ее.

Это была Мнимия[82]— богиня памяти. Ее изображения бесчисленное количество раз встречались ему в свитках и храмах.

В руке она держала старинную масляную лампу, чтобы рассмотреть его, она подошла ближе.

— Где я? — спросил Стикс.

Его голос был вялым и тихим, как легкий ветерок, шепчущий в хрустальных листьях.

— Ты в Тартаре[83].

Стикс проглотил гнев. Когда он умер в древней Греции эры назад, он был помещен в самом центре Райских кущ.

Тартар был тем местом, куда Гадес ссылал души злых людей, желая их помучить.

— Мне здесь не место.

— А где твое место? — спросила она.

— Мое место с моей семьей.

Она смотрела на него, и ее глаза подернулись грустью.

— Они все родились заново. Единственная семья, которая у тебя осталась, — это брат, которого ты ненавидишь.

— Он мне не брат. И никогда им не был.

Она подняла голову, как будто прислушивалась к чему-то очень отдаленному.

— Странно. Ашерон никогда не чувствовал того же самого к тебе. Не имеет значения, что часто ты был жесток к нему, он никогда не испытывал к тебе ненависти.

— Меня не волнует, что он чувствует.

— Верно, — сказала она, как будто знала его самые тайные мысли, как будто знала его лучше, чем он сам знал себя.

— Я, в самом деле, не понимаю тебя, Стикс. Веками ты находился на Исчезнувшем Острове как у себя дома. У тебя были друзья и любые известные предметы роскоши. Там было мирно и красиво, почти как в Райских кущах, и, тем не менее, все, что ты сделал, это составил план великого отмщения Ашерону. Я подарила тебе воспоминания о твоем красивом доме и семье, о мирном и счастливом детстве, чтобы ты утешился, и вместо того, чтобы наслаждаться ими, ты использовал их, чтобы питать свою ненависть.

— Ты обвиняешь меня? Он украл у меня все. Все, на что я наделся и любил. Моя семья мертва из-за него, мое королевство разорено. Даже моя жизнь закончилась из-за него.

— Нет, — мягко сказала она. — Ты можешь лгать себе, Стикс, но не мне. Это ты был тем, кто предал своего брата. Ты и твой отец. Ты позволил страху ослепить тебя. Именно своими собственными поступками ты приговорил не только его, но и себя.

— Что ты знаешь об этом? Ашерон — дьявол. Нечистый. Он портит все, к чему прикасается.

Она погрузила пальцы в пламя лампы, заставляя его зловеще мерцать в темноте маленькой комнаты. И все это время ее глаза обжигали его своим светом.

— Это — преимущество памяти, не так ли? Наша действительность всегда омрачена собственным пониманием правды. Ты помнишь события по-своему, и судишь своего брата без знания того, какими они были для него.

Мнимия положила руку ему на плечо. Жар ее прикосновения обжигал кожу, и когда она заговорила, ее низкий голос звучал зловеще и коварно.

— Я собираюсь преподнести тебе самый драгоценный из подарков, Стикс. В конце концов, ты поймешь.

Стикс попытался убежать и не смог.

Огненное прикосновение Мнимии сделало его неподвижным.

У него закружилась голова, когда он устремился назад во времени.

Он увидел свою красивую мать лежащей в золоченой кровати, ее тело было в поту, и служитель отирал влагу с ее пепельного лица, светло-голубые глаза глядели из-под светлых волос.

Он никогда не видел, чтобы мать была наполнена таким восторгом, как в тот день.

В комнате толпились судьи, его отец-король стоял у кровати вместе с руководством государства. Длинные окна-витражи были открыты, позволяя свежему воздуху с моря ослаблять жару позднего летнего дня.