Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн

вообще не разбираться в тонкостях вероучения. Те же, кто разбирался, и те, кто смотрел на крестные ходы и другие ритуалы, сталкивались с живой, пламенной верой, предусматривавшей преданность царю и государству, обличение прегрешений против нравственности, обращение внутрь себя в поисках духовного начала, достижение святости путем совершения добрых дел и облегчавшей беспокойство относительно болезней, смерти и тайн жизни.

НАДЗОР ВЕДЕТ К РАСКОЛУ

Церковь была постоянно обеспокоена тем, что миряне плохо понимали вероучение и неправильно совершали обряды. Контроль над вероучением в эти столетия принимал две формы: судебные процессы против тех, кого причисляли к еретикам, и реформы, направленные на улучшение положения дел в области религиозной жизни. В таких торговых городах, как Новгород и Псков, связи с Европой приводили к появлению вольнодумцев, «еретики» зафиксированы там начиная с XIV века. Некоторые из этих идей распространялись и среди московской знати, но не породили массовых народных движений. Среди «еретиков», подвергавшихся преследованиям, одни отрицали право церкви на совершение таинств (стригольники), другие осуждали ее притязания на светскую власть, третьи придерживались рационалистических, антитринитарных и антиклерикальных убеждений (за что были названы «жидовствующими»), четвертые выражали недовольство переменами в иконописании и так далее. Для суда над еретиками собирали иерархов, к которым часто присоединялись светские сановники, и если дело было серьезным, виновного без колебаний приговаривали к смерти. Однако Дэвид Голдфранк отмечает, что в XVI веке Церковь уже не так рьяно карала еретиков, предпочитая, к примеру, заточать совершивших религиозные преступления в монастырь. То же самое делалось и в XVII столетии, намного более бурном, как будет ясно из этой главы: те, кто соглашался встать на путь духовного исправления, получали прощение.

Усилия церкви, направленные на установление контроля над вероучением и усовершенствование религиозных практик путем реформ, в раннее Новое время оказались малоуспешными. Основные поводы для беспокойства и предложения были озвучены на Стоглавом соборе 1551 года, а затем повторены на церковных соборах 1620 года и 1650-х годов. Одним из поводов для беспокойства была визуальная репрезентация вероучения: Стоглавый собор отверг новшества в иконописании и изменение формы креста (высказавшись за восьмиконечный крест). Вызывал тревогу и церковный обряд: участники Стоглавого собора осудили многогласие (одновременное совершение разных частей богослужения), вынесли решение относительно некоторых вопросов (совершение крестного знамения двумя пальцами, сугубая (двукратная), а не трегубая (трехкратная) аллилуйя после псалмов, и так далее). Одной из главных проблем было исправление богослужебных книг для устранения расхождений. Ее наличие признали еще в 1518 году, когда в Москву с этой целью пригласили Максима Грека (Михаила Триволиса), ученого монаха с Афона. Предложения Максима Грека, сделанные в соответствии с тогдашними представлениями греческих ученых, были отвергнуты, а сам он подвергся осуждению как еретик в 1525 и 1531 годах и скончался, будучи заточенным в монастырь (1556). Стоглавый собор лишь подтвердил существование проблемы, но не предложил ничего.

Нравственность населения была предметов всеобщей озабоченности, начиная со Стоглавого собора, который заклеймил епископов за продажность в отношениях с мирянами, священников – за необразованность, пьянство и небрежное служение литургии, монастыри – за слабую дисциплину и сексуальные злоупотребления монахов и монахинь. С особенной силой собор обрушился на народные верования: и клирики, и миряне, по мнению епископов, привносили языческие суеверия в христианское вероучение и обряды. Осуждению подверглись половая распущенность, непристойные пляски и песни скоморохов в дни церковных празднеств, совпадавших с зимним и летним солнцестоянием и другими важными сезонными или сельскохозяйственными датами. Собор обозначил и кое-какие конкретные меры: о создании образовательной системы для духовенства (что предлагал еще в 1490-х годах новгородский архиепископ Геннадий) речь не шла, но было постановлено, что священники должны учиться у своих же более образованных собратьев. Было также решено сдержать аппетиты нечистых на руку сборщиков церковной десятины, но в этом смысле так и не было сделано ничего. Чтобы улучшить нравственность и духовную жизнь приходских священников, вводился институт поповских старост. Правда, он так и не стал полноценным до собора 1675 года, но и после этого контроль со стороны духовных управителей (как они стали называться к тому времени) был не слишком строгим.

В XVII веке некоторые предложения Стоглавого собора были проведены в жизнь. В первой половине столетия появились разнообразные стимулы для церковной реформы. После введения патриаршества (1589) греческие клирики стали снабжать Россию новыми книгами и идеями; в Смутное время знать вошла в тесное соприкосновение с поляками-католиками. В этом смысле отдельно отметим Федора Никитича Романова, отца царя Михаила: боярин, могущественный соперник Бориса Годунова, он был насильно пострижен в 1601 году и с 1610-го находился в польском плену, а по возвращении в Москву (1619) немедленно был избран патриархом, сделался фактическим соправителем своего юного сына (род. 1596) и являлся им до своей смерти в 1633 году. Став патриархом под именем Филарета, он не только проявил себя как умелый светский политик, но также всемерно заботился о сохранении и увеличении экономического могущества и политической автономии церкви. В это же время в Москве начало ощущаться влияние реформированной украинской православной церкви. Еще одним внешним стимулом стали приезды – в расчете на вспомоществование – православных патриархов и монахов из различных стран.

Все эти силы способствовали тому, что внутри Русской православной церкви на протяжении XVII века наблюдалось небывалое брожение, затронувшее как духовную, так и институциональную сферу. В результате около 1640 года в Кремле образовался круг духовных и светских лиц, известных как «ревнители благочестия». Внутри него в целом можно выделить две группы в соответствии с тем, какие задачи считались важнейшими (хотя это деление во многом условно). Первая группа была озабочена в основном нравственностью и религиозной жизнью мирян, о которой много говорили ученые приходские священники и пламенные проповедники (Аввакум, Иван Неронов, Даниил, Логгин). Они призывали внести изменения в литургию – например, включить в нее проповеди для наставления верующих, положить конец сокращению длинных служб (например, с помощью многогласия, из-за которого все становилось неразличимым). В отношении проповедей они добились своего, но прошло еще два века, прежде чем проповеди стали обычной практикой в церквях. Как и участники Стоглавого собора, они ополчались на народные верования и языческие обряды, скоморохов, пьянство, табакокурение и прочие прегрешения против нравственности, в чем заручились поддержкой Алексея Михайловича (указы 1640-х годов, направленные против скоморохов и посягательств на нравственность).

Если первую группу заботило улучшение нравственности, то вторая – самыми видными фигурами в ней были Алексей Михайлович, его близкий соратник Федор Ртищев, царский духовник Стефан Вонифатьев и отличавшийся космополитичными взглядами новгородский митрополит Никон – сосредоточилась на подготовке русского православия к обретению им законного первенства среди восточных церквей