Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

— Я пришел повидаться с бывшими коллегами.

Грюнвальд лишь хихикнул в ответ. Со своей впалой грудью, нафабренными усами и прилизанными волосами цвета экскрементов он походил на ершик для унитаза.

— У тебя здесь больше нет друзей, Бивен. Ты персона нон грата.

Бивен подошел ближе. Тот сделал вид, что принюхивается:

— Тебе не кажется, что ты вдруг стал странно пахнуть? вроде как мясо с душком… — Он наклонился к Бивену и прошептал: — О, извини… такое ощущение, что твои новые обязанности так и вьются за тобой следом… У тебя уже изо рта воняет, как у шакала.

Бивен отступил на шаг и едва не соблазнился мыслью немедленно врезать поганцу и пристроить сушиться на вешалку. Нет. С точки зрения субординации падать было уже некуда, но его посадят под замок, а у него оставались занятия поинтересней.

— Позволь судить об этом моим бывшим коллегам.

— Никого нет. А что ты думал? Может, в твои времена все и били баклуши, но под моим руководством расследование продвигается.

Бивен открыл было рот, чтобы ответить, но Грюнвальд оказался проворнее:

— Жаль, ты даже попрощаться с ними не успеешь.

— Попрощаться?

— Тебя скоро отправят в Польшу, козлина, грузить на тачки еврейские трупы. Им там нужны специалисты вроде тебя. — Он плюнул Бивену под ноги. — В сущности, ты никогда большего и не стоил.

Бивен улыбнулся. Грюнвальд на свой лад был не лишен мужества. Бивен весил раза в два больше, а у этого задиры не было никакого опыта применения силы или уличных схваток. Он был чиновником до мозга костей, который с самого рождения сосал карандашный грифель. Но Грюнвальд главным образом рассчитывал на нацистское чинопочитание. Бивен не мог поднять руку на одного из вышестоящих. Это было просто-напросто невозможно.

Он снова сделал шаг к офицеру. Тот отступил (все-таки).

— Во всяком случае, — тихо проговорил Бивен, — я-то остался в живых. А так будет не со всеми. Вспомни Макса Винера.

— И что?

— Грюнвальд, это расследование опасно. Те, кто его ведут, обречены.

Он увидел, как кадык забияки задергался, словно монетка, подброшенная в игре «орел или решка». Франц, сжав кулаки, развернулся, оставив того стоять на пороге.

— Кстати, Бивен…

Франц оглянулся.

— Мои соболезнования по поводу твоего отца. Но он наверняка не мучился. Старики вспыхивают как сухой хворост и…

Филип Грюнвальд не закончил фразу. Кулак Бивена врезался ему в нос, сломав его и отослав весь комплект — прилизанную челку, усы, мундир, начищенные сапоги — кувыркаться по паркету кабинета гауптштурмфюрера.

Он спускался по широкой центральной лестнице, когда столкнулся с Альфредом — которого только что искал. Заметив бывшего шефа, молодой офицер дернулся назад: скорее всего, он боялся, как бы Бивен снова не стащил у него ключи или не попросил о какой-нибудь компрометирующей услуге.

Франц поймал его за ворот и затолкал под каменные ступени, подальше от глаз и ушей гестапо.

— Как идет расследование?

— Но…

— Ты ведь в команде Грюнвальда?

— Да.

— Ну и?

— Топчемся на месте. Грюнвальд допросил десятки свидетелей вокруг озера Плётцензее. Никто ничего не видел.

— А как он объяснял причину допросов?

— Расследование и сбор информации. Но вообще-то, когда мы появляемся, никто не задает вопросов.

Значит, Грюнвальд не так глуп, как ему казалось. Он воспользовался ужасом, который внушает гестапо, чтобы перетрясти всех, не заботясь о последствиях. По сути дела, Geheime Staatspolizei так и действовала везде и всегда.

— Что еще?

— Грюнвальд заставил прочесать зону, где нашли Грету Филиц. Он надеется найти какой-нибудь предмет или улику…

Гауптштурмфюрер терял время. На каждом месте преступления провели доскональный осмотр, вызывали КТИ, чтобы проверить каждую мелочь и провести все возможные анализы. Впустую.

— А со стороны близкого окружения Греты?

— С этим сложнее. Она общалась исключительно с элитой, с представителями высшей власти. Но Гиммлер выдал Пернинкену карт-бланш, и тот сам приказал Грюнвальду плюнуть на предосторожности. Наши офицеры сейчас допрашивают всех ее подруг и знакомых — а это куча народу.

— А муж?

— Он ничего не говорит. Вроде как раздавлен горем…

Бивен снова увидел Гюнтера Филица, раскачивающегося на качелях в костюме Марлен Дитрих… Ладно, забудем. Грюнвальд вел расследование как большие маневры и тряс всех без разбора. Вообще-то, почему бы и нет? Его собственная тактика, основанная на нескольких фактах и помощи всего двух штатских, ничего не дала.

— Это все?

— Нет. Обергруппенфюрер сегодня дважды побывал у рейхсфюрера.

Бивен был по горло сыт всеми этими мудацкими эсэсовскими званиями. Полезная информация: несмотря на войну, несмотря на множество дел, которыми он «занимался», Гиммлер не забывал об Адлонских Дамах — и Бивен его понимал: четыре высокопоставленные жертвы, зарезанные и распотрошенные прямо под носом у эсэсовской диктатуры, — это явный непорядок.

Он посмотрел на часы — 14:00. Время построения. Он должен присоединиться к Totengräber.

— Я еще зайду к тебе, — бросил он, крепко сжав Альфреду плечо.

Он пересек каменный холл и спустился по другой лестнице, ведущей в подвалы, бывшие хранилища произведений искусства, которые теперь были разделены на множество мрачных камер.

Бивен зашел в раздевалку, где отбросы СС пили, жрали и пукали, не прекращая делиться друг с другом мерзкими историями, смесью постельных подробностей и детальных описаний той или иной казни.

Как раз сейчас Кохмидер рассказывал о лично им придуманном способе избавляться от останков. Главный падальщик мыслил себя «изобретателем». Он уже прославился в июне 1933-го, спуская в реку Даме трупы, упакованные в собственноручно сшитые им мешки с балластом.

Сейчас он придумал помещать головы трупов в деревянный ящик и заливать его цементом. Через несколько минут получится тело, голова которого весит около пяти кило.

— Бросьте это в воду, — ухмыльнулся он, — и посмотрите, каков будет результат!

Остальные закивали, восхищаясь подобным хитроумием.

Заметив Бивена, старавшегося проскользнуть как можно незаметнее, унтерштурмфюрер тут же вцепился в него мертвой хваткой.

— Сегодня мы немного разнообразим удовольствие, — предупредил он.

— То есть?

Чумазый офицер раскинул руки, как фокусник, собирающийся извлечь платок или голубя.