Оковы призрачных вод - Бранвена Ллирска

Меньше трех часов. Чувствую себя идиотом из голливудского боевика. Ну почему нельзя было без этого?

Кажется, здесь почти ничего не поменялось. И, надо признать, это снова порядком насторожило Киэнна: не значит ли это, что мара в очередной раз извлекла картинку захолустного приграничного городка из его подсознания и теперь транслирует еще один грядущий кошмар ему же самому, по-прежнему спящему где-нибудь?.. Собственно, где? Хорошо бы знать, в какой именно момент он окончательно вырубился. В самолете? — Хрена лысого, если он куда и летел, то уж точно не в Бристоль! Разве что в какой-нибудь Хьюстон или Санта-Фе, и уж точно не по своей воле. Значит, еще до самолета. В аэропорту? Тогда куда подевалась Эйтлинн? Она же была? Почему отпустила? И, что пугает никак не меньше: куда подевалась Глейп-ниэр?..

Куда-куда. Скорее всего, всё еще там, где ты их обеих и оставил. Давай уже, посмотри правде в глаза: ты и в отеле-то почти наверняка не был! Тебе не показалось странным, что Эйтлинн и словом не обмолвилась о Рико? Как будто его и не должно быть в номере. Конечно, мальчишка — не такая уж важная птица, но, кажется, Этт к нему изрядно привязалась. Не говоря уже о тех двоих — Снарге и Нёлди, которые, по-хорошему, уже часов пять как должны были доехать. Могли, правда, выкинуть очередной фортель и сбежать, но… Ах да, дурацкие провалы в памяти! Может, она о чем и говорила, да ты не запомнил?

Кстати, память и сейчас давала настойчивый сбой: Киэнн ни в какую не мог вспомнить номер телефона Эйтлинн. Свой смартфон-то он, конечно, посеял, а вернее сказать — утопил где-то в Волчьем озере во время поединка с марой, но это было бы полбеды, если б не испарившиеся из памяти цифры номера. И ведь самое скверное: когда абсолютная память сбоит, здесь точно что-то не чисто.

Чувствуя себя Алисой в норе Белого Кролика, которая силится выяснить, кто же она такая на самом деле и была ли еще собой сегодня с утра, Киэнн принялся вспоминать вещи, которые знал и помнил до злосчастного поединка. Если сейчас обнаружится, что Лондон — это столица Парижа, а Париж — столица Рима… Ну, в сущности, ничего удивительного не будет. Его шансы вырваться на свободу из клетки чужого разума — клетки, в которую он сам добровольно залез и, от большого ума, прохлопал момент, когда дверь заперли на засов — шансы вернуть себя, да еще и целиком, без изъянов и дефектов, шансы просто проснуться живым, уснув вот так, в чужом теле были даже не нулевыми, а…ну, короче, минус четыреста шестьдесят по Фаренгейту. Если это все же произошло, я жив и в сознании, а не грежу, медленно умирая — надо будет сказать спасибо Фьёль за неожиданное милосердие. Или неосмотрительность. Могла ведь и сразу умертвить, едва контроль утратил. Вырвать занозу и выбросить. Ан нет, решила позабавиться, швырнуть на арену битвы с собственными страхами. Вышло, конечно, на славу. И, кажется, я успел побывать не только в своих кошмарных снах, но в чьих-то еще.

На поверку все наиболее значимые участки памяти остались нетронутыми, пробел значился только там, где фигурировали цифры и даты — это все точно гулон на завтрак сожрал. Даже про те самые «менее, чем три часа» он помнил исключительно потому, что во сне ему так сказал Ллевелис. Но что, если это — всего лишь сон? Обман? Помнится, Эйтлинн дала ему всего одиннадцать часов… Или двадцать один? Или двадцать четыре и один? Но, в любом случае, большую часть он уже точно потратил — на часах начало шестого. А выехал он… Во сколько? В пять? Нет, наверное, в семь. Говорил с ней тогда что-то около полуночи. Продал себя в вечное рабство за эти девять часов. Нет, не девять, определенно больше. И не в полночь, в половине одиннадцатого. Или раньше? В последний раз звонил ей утром — точно утром, после рассвета, но до полудня. В шесть? В девять?..

Паршиво. Однако он все еще жив, а значит, надо думать, время пока есть. Только мало, мало, катастрофически мало. При любом раскладе. И, если он не вспомнит телефон, получить отсрочку тоже никак не выйдет.

Киэнн стянул с ближайшего лотка стакос,бурритос и прочей дешевой уличной едой пустое пластиковое ведерко с крышкой и загрузил своего нового питомца туда. Времени подыскивать нормальную переноску точно не было, трансформировать Фьёльреанн во что-то еще он как-то не решался, а иллюзорному контейнеру-аквариуму ни капли не доверял — развоплотит и ускачет, искусав на прощание. Яд тарантула, конечно, и для человека не смертелен, по крайней мере взрослого и здорового (если Эрме не врет), а для фейри и вовсе — так, почесаться лишний раз, но вот насчет яда тарантула-мары Киэнн был не слишком уверен. Ведерко сунул в чей-то, тоже на ходу украденный, рюкзак. Нет, на таможне это точно не стоит показывать, отберут и в шею прогонят. В лучшем случае. Ну, глаза отвести — дело несложное. Зато иллюзорные джинсы сидели как влитые — чем хороши такие вещи, так именно тем, что всем и всегда по размеру, и сидят идеально, держу пари, все голливудские актрисы на красной дорожке одеты в сплошные иллюзии, дунешь-плюнешь — разлетится. К немалому удивлению, в городке даже нашелся вполне годный аэропорт, где, хотя и несколько окольными путями, удалось с ходу достать один билет на рейс до Чикаго, и — воды Аннвна! — даже без пересадок. И все же на перелет ушло больше времени, чем Киэнн мог себе позволить. Почти все оставшиеся два с половиной проклятых часа. От чикагского аэропорта О’Хара, при большом везении, можно было добраться до отеля Ла Салль примерно за двадцать минут. Это еще, если не застрять в пробке, а в восемь вечера оно почти наверняка. Поврежденная память понемногу восстанавливалась, и Киэнн с ужасом осознавал, что до отведенного гейсом Эйтлинн предельного срока остается не больше четверти часа.

Спешно засунув рюкзак с пауком в ближайшую камеру хранения (надеюсь, ты не сдохнешь, Фьёль, будет обидно, но выбор невелик), Киэнн решил положиться на собственные крылья. А вернее — на быстрые и неутомимые крылья стрижа. Конечно, трансформироваться пришлось, особо не прячась, у всех на виду, ну и хрен с ним, где уже наша не пропадала!

Птица ударилась в оконное стекло на двадцать третьем этаже отеля Ла Салль, когда, если верить электронному циферблату на соседней улице, до часа икс оставалось минуты три. Еще на подлете стриж сменил одни черные крылья на другие, вновь обернувшись вороном. Яростно забарабанил клювом в окно. Проклятый триплекс, и понаставят же! Открой, Этт, открой, мои вести не такие уж черные!

Тишина. Если тишина может резать слух, то по ту сторону окна звенела именно такая кровоточащая тишина. Да куда же все подевались? Тоже спят?

Сердце упало: у мары был подельник. Может, и больше одного.

То, что я здесь, только по другую сторону стекла, считается? Ну, пусть считается! Пожалуйста!

Я не могу так рисковать.

Помнится, Эрме с легкостью проходит сквозь стены в облике болотного огонька. Сквозь стекло небось такое сделать — раз плюнуть. А после танцев с марой мне уже ничего не страшно.

Внизу снова назойливо скулила чья-то сирена. Что теперь? Горим? Грабят? Игнорируя докучливый вой, ворон рассеялся в воздухе, обернулся скоплением газа и плазмы, эфира и мелкой кристаллической пыли, прильнул к стеклу, впился в него яростным поцелуем, заскользил жгучей, смертоносной каплей цикуты…