Небо цвета лазурита - Айгуль Грау

– Однажды Благословенный91 проходил мимо одной деревеньки. Дверь одного из домов открылась и вышла женщина, с ребенком на руках, прямо как ты сейчас. – Он указал пальцем на хозяйку. Та улыбнулась и засмущалась. А лама Чова продолжал. – Женщина бросила дворовой собаке остатки их трапезы – рыбьи кости. – Он достал из чана с объедками крупную кость и показал ее всем. Последовала долгая пауза. Харша краем глаза мельком взглянула на сидевших. Все как один не отрываясь следили за движениями мастера. Подождав немного, он положил кость на землю внимательным четким движением, будто вставлял микросхему в космический корабль. Это движение так заворожило принцессу, что больше она не отвлекалась. – Затем, – продолжал он, – когда собака съела поданное ей, из дверей вышел мужчина. Собака бросилась к нему, желая ласки, но получила лишь пинок ногой. «Пошла вон, грязная шавка» – крикнул мужчина раздраженно. – Лама достал еще кость, и таким же хирургическим движением положил ее на землю. – Тогда Благословенный остановился. В его глазах была грусть. Один из старших монахов, что был в его свите, спросил склонившись с почтением: «Если Благословенный разрешит мне задать вопрос, то я спрошу. Когда мы шли через эту деревню, то на лице Татхагаты92 возникла грусть. Объясни Почтенный, что стало причиной появления грусти на лице Татхагаты». И Будда ответил: «Хорошо, монах, я объясню тебе, что стало причиной появления грусти на лице Татхагаты». – Лама Чова методично доставал одну за другой кости и косточки, кусочки позвонков, череп и лопатки, проявляя необыкновенную ловкость и аккуратность в раскладывании скелета животного на земле. Люди затаили дыхание загипнотизированные его движениями. – Благословенный сказал: «Некогда в этом доме жил один крестьянин. Он любил рыбачить на пруду, что находился недалеко от его дома. Он так был привязан к этому занятию, что после смерти, гонимый дурными ветрами кармы, вынужден был родиться рыбой в том самом пруду, к которому ходил на протяжении всей своей жизни. Его старушка-жена тоже была очень сильно привязана к своему дому, поэтому после смерти не смогла отправиться в высшие миры, а родилась собакой в том же самом месте. Сегодня с утра молодой крестьянин, их сын, которого мы видели сегодня, сходил на пруд и поймал там рыбу. Этой рыбой был его отец. Его жена приготовила рыбу, и они вместе пообедали. Во время трапезы, он держал на руках своего драгоценного сына, не зная при том, что-то был его соперник, скоропостижно погибший. Из-за сильной привязанности к его жене, враг крестьянина после смерти вошел в лоно его жены и родился их сыном. Когда он выходил из дверей, то пнул собаку, что была его доброй матерью. Поэтому я говорю вам, монахи – ест плоть отца, пинает ногой мать и нянчит на руках врага – таков обычный человек. Это и есть сансара. Именно поэтому вы увидели грусть на лице Татхагаты».

Лама Чова закончил выкладывание костей. В воздухе повисла гнетущая тишина. Харше показалось, будто все вокруг исказилось. Пространство стало резиновым, а время остановилось. Никто не шевелился, поэтому картина, застывшая во мраке, вокруг ламы и стоящих рядом масляных светильников, которые бросали искаженные блики на его лицо, делая его то демоном, то добрым волшебником, металась как ночной мотылек. Из-за копны спутанных волос, покрывавших собой всю его спину, он выглядел необузданно диким, устрашающим, но цепкий внимательный взгляд выцветших от старости глаз приводил ум окружающих к диссонансу, отчего они начинали сомневаться во всяком явлении, в каждой вещи, что видели и слышали, проверяя их на достоверность и не находя в этом никакой опоры. Хотя он сам был здесь, он сам и являлся той опорой, единственной на что можно положиться, но Харша как будто все время избегала этого. Ведь положиться хотелось на нечто надежное, постоянное, достоверное. А гуру Чова не производил такого впечатления. Он сам будто был частью некоей пластичной субстанции, застывшей лишь на время, чтобы вновь, внезапно и неожиданно для всех начать меняться. Только что он сидел, не дрогнув ни одним мускулом, закончив свой рассказ будто бы на полуслове, не сделав никаких нравоучительных выводов из притчи, и тут же резко хлопнул в ладоши три раза, так, что подскочила не только старушка, но и все без исключения хозяева и гости.

– Иди, иди отсюда. – Мастер отталкивал от себя маленького ягненка. – Беги в загон. – Он еще три раза хлопнул в ладоши, но уже тише, будто прогоняя животное. Ягненок побежал куда-то во тьму. И, прежде чем Харша начала хоть что-то понимать, всем телом ощущая, как вселенная вновь обретает знакомые очертания, превращаясь из резиновой, натянутой как струна, как тетива лука, в нашу обычную, знакомую с детства, твердую, скучную, ничем ни примечательную, бабка упала на колени со слезами на глазах.

– Батюшка мой, помилуйте, да что же нам делать-то теперь?! Бедным несчастным. Мы же простые скотоводы. Не владеем никакими богатствами, но все бы отдали, чтобы в ад не попасть. Скажи, миленький, как, как же нам в ад-то не попасть. Ведь не накопили же за всю свою жизнь ни единой добродетели. Ни на песчинку в Чистых землях не накопили. Что поделать-то? Прошу тебя, объясни нам. – И она стояла на коленях, умываясь слезами, падала ниц и причитала, а ее родные с такими же скорбными лицами сидели рядом, одними глазами подтверждая глубокую просьбу.

Харша мельком взглянула на землю, где лама Чова раскладывал кости, но не увидела там ровным счетом ничего. Она замешкалась. Обеспокоенным взглядом искала ответ на лицах монахов, но те словно надели маску отрешенности. Каждый погрузился внутрь себя, не мельтеша по сторонам в поисках ответа, который и так был им известен. Но для нагини ничего не было ясно. Она сидела, сопротивляясь единственной фразе, что всплывала в ее сознании. «Ну не мог же он его воскресить. Это невозможно. К тому же, мы съели его. Мы съели все мясо». И она все хотела кинуться к дому, проверить, осталось ли мясо в кастрюле или приросло обратно к барашку. Но тут ее тронула маленькая ручка тулку. Он заговорщически наклонился к ней, а его пальцы пытались пробраться в сжатый кулак принцессы. Очнувшись, она разжала руку и там тут же блеснула яркая конфетная обертка.

– Держи, мне дали сегодня. – Шептал он с озорными искорками в глазах.

– Ты знаешь где кости? – Спросила в ответ, приняв конфету. И он встал рядом с ней, согнувшись и подставив ладошки прямо к ее уху.

– Я видел, как нарастает мясо. – Его детский хрипловатый шепоток звоном эха раздавался в ее голове. А старуха все причитала.93

***

Ранним утром путники двинулись дальше, унося с собой пограничный опыт переживания другой реальности, оставляя счастливых, светящихся умиротворением хозяев. Харша ночевала на улице в своей палатке, а лама не спал всю ночь, наставляя хозяев, проводя ритуалы и ночную медитацию. А спал ли он вообще когда-нибудь, Харша не знала.