Ученик архитектора - Элиф Шафак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В правоте собственных слов Джахан отнюдь не был уверен, но, к счастью, караульный прекратил расспросы, вернул погонщику письмо и кивнул, разрешая ему продолжать путь. И караульный, и янычары провожали всадника глазами до тех пор, пока он не скрылся за поворотом.
Лишь увидав муэдзина, идущего к мечети для утренней молитвы, Джахан осознал, как долго продолжаются поиски. Он вспомнил старое кладбище над бухтой Золотой Рог и разговор, который давным-давно состоялся у них с Санграмом.
«Про слонов рассказывают удивительные истории, – сказал тогда индус. – Говорят, они сами выбирают место, где им хотелось бы умереть».
Когда Джахан добрался до кладбища, легкое облачко закрыло луну, а ветер принес соленое дыхание моря. Он сразу увидел среди могил темный силуэт, огромный, как гранитный валун. Соскочив с лошади, Джахан устремился вперед:
– Чота?
Гранитный валун тихонько качнулся.
– Зачем ты сюда пришел?
Чота поднял голову и тут же виновато опустил ее. Беззубый его рот открывался и закрывался, как будто он хотел что-то сказать в свое оправдание.
– Дурачок ты, дурачок! До чего же ты меня напугал! Не делай так больше!
И Джахан, заливаясь слезами, обнял хобот слона.
Вместе они встретили рассвет. Вместе наблюдали, как небо стало алым, точно драгоценный шелк, развернутый купцом на прилавке. Перед ними расстилался Стамбул: холмы, извилистые улицы, кипарисы. Джахан смотрел на город, слушал крики чаек и явственно ощущал: наступает пора прощания. Время, которое ему было суждено провести в этом городе, подходит к концу. Удивительно, но он не чувствовал печали. Он знал, что печаль придет позднее. Она всегда запаздывает.
Джахану удалось уговорить Чоту вернуться в зверинец. Слона поместили в сарай, приковали цепями, наполнили поилку водой, а кормушку – свежим кормом. Казалось бы, о происшествии можно забыть. Но Джахану после этого пришлось осознать то, о чем он прежде ухитрялся не думать. Слон чувствовал близость смерти. И хотел встретить свой конец в одиночестве.
В раю произрастает дерево, не похожее на все прочие. Ветви его прозрачны, как стекло, корни поглощают молоко, а не воду, ствол испускает сияние, словно покрытый ледяной изморозью. Но тот, кто приближается к этому дереву, не испытывает холода, ибо оно никогда не бывает холодным. Каждый лист на этом дереве носит имя какого-нибудь человека. Раз в году, в месяц шаабан, в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое, ангелы прилетают к этому дереву, окружают его и одновременно хлопают крыльями. Поднимается ветер, который сотрясает прозрачные ветви дерева. Некоторые листья срываются и падают на землю. Иногда листу приходится висеть на дереве долго, очень долго. Иногда он падает, едва успев распуститься. В тот момент, когда лист касается земли, человек, имя которого он носит, испускает последний вздох. Поэтому люди, наделенные мудростью и знанием, никогда не наступают на сухие листья. Им ведомо, что прежде они были чьими-то душами.
Дождливым летним днем 1588 года лист с именем учителя Синана сорвался с ветви и коснулся земли. Главный придворный строитель, несмотря на преклонный возраст, сохранял телесную бодрость и ясность разума и до последнего продолжал работать. Лишь за неделю до смерти он слег в постель. Все трое учеников вместе с десятниками, долгие годы работавшими с Синаном, собрались вокруг него. Женщины безмолвно стояли у дверей. В тусклом свете, проникающем сквозь плотно задернутые шторы, Джахан мог различить лишь очертания закутанных в покрывала фигур. Он догадывался: под одним из покрывал прячется Санча, наложница, отдавшая Синану свое сердце.
Голосом слабым, как шелест травы, главный придворный строитель сообщил, что он заблаговременно составил, подписал и запечатал свое завещание.
– Когда меня не станет, вы вскроете печать, – сказал он.
– Вы не покинете нас, учитель! – воскликнул Никола, украдкой смахивая слезу. – Все мы молим Бога, чтобы Он оставил вас с нами, и верим, что вы проживете еще долго.
Синан вскинул руку, прерывая поток бесполезных утешений:
– Вам следует узнать кое-что важное. Помните несчастные случаи и другие происшествия на стройке?.. Ну, рухнувшие леса… перебои с материалами… Я выяснил их причину… Все творилось у меня на глазах… но я был слеп…
В комнате повисла тишина. Все затаили дыхание, чтобы не пропустить ни единого слова. Если минуту назад воздух был насквозь пронизан печалью, то теперь звенел от напряженного ожидания.
– Через сорок дней после моей смерти откройте завещание, – с трудом шевеля губами, изрек Синан. – Тогда вы узнаете, кто из вас станет моим преемником. Вы должны продолжать работу. Должны строить. Вам следует превзойти меня, ибо так положено от Бога.
– Учитель… вы говорили о несчастных случаях… Разве вы не скажете нам, кто был их виновником? – осмелился спросить Джахан.
– Джахан… пылкий духом… ты всегда был самым любопытным, – произнес Синан, и губы его тронула едва заметная улыбка. – Все, что происходит в этом мире, имеет свои причины. Помните об этом и не позволяйте ненависти завладеть вашими сердцами.
Джахан вспомнил последние слова Михримах, и сердце его пронзила боль столь острая, что он едва мог дышать. Она тоже говорила о тайных причинах, которые скрываются за каждым событием.
Через некоторое время ученики удалились, дабы не утомлять умирающего. Более Джахан не видел учителя живым. Ночью Синан забылся сном, от которого ему не суждено было проснуться.
Так человек, более пятидесяти лет носивший звание главного придворного строителя и построивший четыреста превосходных зданий, не считая гробниц и мостов, покинул этот мир. В каждом здании, которое возводил мастер Синан, он намеренно оставлял незаметный изъян, дабы показать Богу, что не претендует на совершенство, присущее одному лишь Творцу всего сущего. Умирая, он остался верен этому правилу и завершил свой земной путь, лишь несколько месяцев не дожив до столь совершенного возраста, как столетний юбилей.
На седьмой день после смерти Синана его близкие собрались, чтобы прочесть молитвы об упокоении его души. Родственники, соседи, ученики, рабочие – все они пришли в дом покойного, чтобы участвовать в ритуале. Собравшихся было так много, что они не поместились во внутреннем дворе и вынуждены были стоять на улице. Даже те, кто никогда не видел Синана, оплакивали его смерть как невосполнимую утрату. Гостям вынесли леденцы и шербет, а также рис и мясо, которые раздавали и богатым, и бедным. Согласно традиции, Коран был прочитан от начала до конца; во время чтения сожгли оливковую ветвь. Абдульменнан оглу Синанеддин Юсуф – таково было полное имя усопшего, которое собравшиеся повторяли хором, вновь и вновь, подобно заклинанию, объединяющему их сердца в едином скорбном порыве. Порыв ветра принес аромат, хорошо знакомый Джахану: смесь жасмина и серой амбры, обычно исходивший от одежды учителя. Осиротевший ученик осмотрелся по сторонам, словно надеясь увидеть мастера. В какой-то момент он ощутил, что Синан и в самом деле незримо присутствует среди них: великий зодчий слушает, что о нем говорят люди, и на губах его играет улыбка, мудрая и безмятежная.