Засекреченная Курская битва. Неизвестные документы свидетельствуют - Валерий Замулин

Получив данные о сосредоточении перед фронтом корпуса восточнее Петровки значительных сил русских, штаб 2-го тк СС немедленно направил заявку в 8-й ак для нанесения бомбового удара. В начале наступления корпусов 5-й гв. ТА самолёты уже были над полем боя, бомбежка помогла отсечь поднявшуюся за танками пехоту.

Надо отдать должное профессионализму противника. В этот напряженный момент для отражения мощного танкового удара командование 2-го грп СС умело применяло все имеющиеся в наличии огневые средства, особенно артиллерию. Эсэсовцы, используя высокие боевые качества танковых орудий и пушек ПТО, не позволили первой линии двух наших бригад подойти на дистанцию, с которой «тридцатьчетвёрки», уже не говоря о «семидесятках», могли вести эффективный огонь. Враг просто расстрелял первую линию 32-й и 181-й тбр, а затем и 170-й тбр, остальные танки остановились и начали вести огневой бой с места. Положение экипажей понять можно: отходить приказа нет, наступать невозможно, поэтому танкисты и пытались находить какую-то середину. Но вероятность поражения стоящих танков, чем двигавшихся средствами ПТО, возрастала. 22 августа 1943 г. командующий БТ и MB Воронежского фронта издал директиву, в которой указывал:

«Имеют место случаи излишествующих потерь танков и живой силы, исключительно благодаря неумению командиров организовать маневр и обход противотанковой обороны. Вместо разумного маневра и обхода огневых точек — танки с места ведут огонь, причем несут неоправданные потери от огня ПТО.

До сих пор ещё не отработаны вопросы организации четкого взаимодействия с артиллерией. Как система данного взаимодействия в ходе боя разрушается, танковые командиры не могут вызвать огонь артиллерии»[289].

Действительно, на результаты боевых действий оказало влияние недостаточное взаимодействие штабов соединений 5-й гв. А и 5-й гв. ТА. Так, к примеру, артиллеристам 42-й гв. сд и 9-й гв. вдд не удалось существенно поддержать огнем атаку бригад 18-го и 29-го тк. Штаб 5-й гв. А, обобщая опыт проведенной операции, самокритично отмечал:

«2. Не было должной увязки действий стрелковых дивизий с танковыми частями и соединениями, действовавшими самостоятельно в полосе наступающей армии.

3. Артиллерия стрелковых дивизий иногда не оказывала должной поддержки танкам, действовавшим в полосе дивизии. Общих сигналов взаимодействия и связи танковых частей с дивизионной артиллерией, как правило, не было. Поддержка артиллерией танковых частей заканчивалась лишь на артподготовке. Вызовы артиллерийского огня удовлетворялись медленно и после того как танки уже несли потери»[290].

Задумайся, читатель, можно ли всерьез рассчитывать на успех, если не были решены самые элементарные вопросы: танковые соединения не имели реальной возможности связаться с дивизией, которая действовала рядом, и попросить помощи.

Увы, но даже если и удавалось связаться с соседями, толку от этого было мало. Из отчёта штаба артиллерии 5-й гв. ТА:

«Из-за отсутствия связи терялось взаимодействие с соседями, командующие же артиллерией стрелковых дивизий час-то относились к этому несерьезно. Так, например, командующий артиллерией 42-й гв. сд полковник Холодный 12.07.43 г., при нарастающем бое, вопросы взаимодействия с командующим артиллерией 29-го тк принял только к сведению и отклонил всякую взаимопомощь и связь информацией»[291].

Вместе с тем были и объективные причины, существенно влиявшие на то, что корпуса пятой гвардейской танковой не получили необходимой помощи от дивизий 5-й гв. А. 18-й и 29-й тк в начале атаки поддерживали их 32-я, 53-я мсбр, танко-десантные роты танковых бригад, пехота 127-го гв. и 136-го гв. сп 42-й гв. сд и 23-го гв. вдсп 9-й гв. вдц. К 10.00 стрелковые полки подошли к совхозу «Октябрьский», но им было просто нечем стрелять. Вот данные о наличии боеприпасов в 42-й гв. сдна 10.00 12 июля по 127-му гв. сп:

«…3. Имеется на огневых позициях: винтовочных патронов — 1,0 боекомплекта (б/к), для снарядов 76-мм — 0,5 б/к; 45-мм — 0,5 б/к; для мин 120-мм — 0,4 б/к; 82-мм — 0,7 б/к; 91 ап и45 огкипад имеют по б/к»[292].

Согласно нормам, принятым в Красной Армии, боекомплект составлял: для винтовки — 100 патронов, орудий 45-мм — 200 снарядов, 76-мм — 140, миномётов 82-мм — 120 мин, 120-мм — 80[293].

Серьёзные проблемы с боеприпасами испытывали и танкисты П. А. Ротмистрова. В один Т-34 загружался один боекомплект — 77 76-мм снарядов, а в Т-70 — 70 45-мм снарядов. Согласно данным штаба 29-го тк на 16.00 11 июля, корпус располагал в районе сосредоточения 1,5 б/к. Такое же положение было и в бригадах 18-го тк, лишь 110-я тбр и 36-й гв. отпп имели по 2 б/к, в то же время 32-я мсбр по всем видам вооружения имела 1 б/к, а по 120-мм минам — 0,75 б/к[294].

Практика боя показывала, что экипажу Т-34/76, чтобы подбить танк неприятеля с дистанции 1000 м, — в зависимости от того, стоит он или движется, с ходу ведётся огонь или с остановками, — необходимо выпустить от 5 до 12 снарядов[295]. Примерно такой же расход был и у артиллерийских орудий. Это средний показатель, расход существенно возрастал, если атака проводилась на высокой скорости и танки вели бой, первое время не останавливаясь, как это было 12 июля. Учитывая, что Т-34/76 имел особую центровку, а на его орудии не было еще стабилизатора, любой толчок влиял на точность выстрела, поэтому основная часть снарядов «летела в молоко». Эсэсовцы же вели огонь по атакующим с места, с готовых, оборудованных позиций.

В отчёте 180-й тбр по обобщению опыта использования танковых орудий отмечается, что на практике «…за день жаркого боя приходилось расходовать не более 4-х боекомплектов…»[296]В среднем, для боя такого масштаба, как разгорелся под Прохоровкой 12 июля, необходимо было иметь на Т-34 как минимум 3 б/к, то есть 231 снаряд, а не 108–109, как было. В беседах с автором участники сражения рассказывали, что во второй половине дня интенсивность артогня с нашей стороны заметно упала, и не только по причине высоких потерь бронетехники. Просто нечем было стрелять. Доходило до того, что экипажи уцелевших танков ходили по полю и собирали снаряды.

Надо признать, что не было налажено взаимодействие танкистов и с пехотой. Ситуация усугублялась отсутствием должного управления войсками в 9-й гв. вдд непосредственно на поле боя. Ночью одновременно с танкистами выходила на исходные рубежи 42-я гв. сд, а перед рассветом в этом районе вели бой 9-я гв. вдц и 95-я гв. сд. В результате командиры батальонов этих дивизий до начала атаки не смогли провести рекогносцировку, четко определить линию фронта, а следовательно, твердо уяснить задачи дня. В результате с первых минут боя под плотным огнем противника подразделения смешались, связь была утрачена, начались неразбериха и сумятица, ударная мощь стрелковых частей ослабла. Комдивы начали менять планы ввода в бой полков, а командиры полков, вместо того чтобы мобилизовать все силы на поддержку танковых бригад и решать поставленные задачи, были вынуждены собирать заблудившиеся батальоны. Из боевого донесения начальника штаба 9-й гв. вдд майора Горячева на 18.00 12 июля: