Особо одаренная особа - Мария Вересень

— Чего улыбаешься? — насупилась я.

— Гомункула и Зорю он в людской поселил, меня и парней с Лейей — в гостевые комнаты, а тебе дак предлагает свою бывшую спаленку.

Дом мага оказался немаленький, три этажа и действительно в трехстах шагах от Кремля. Садик был невелик, но и это в центре столицы было роскошью. Быстро прошвырнувшийся по улицам Зоря, вернувшись после прогулки, сел, сложил руки на коленях и заметил, что соседние дома охраняют такие страшные мордовороты, что на них и смотреть-то жутко, значит, и люди там живут соответствующие, не чета нам.

— Надо было эпсов с собой взять, — со вздохом сказал богатырь.

Эпсы произвели на него неизгладимое впечатление, хотя, казалось бы, и драконов видел, и с рватнями общался.

— А то будут тут нос задирать.

Я, хмыкнув, заметила:

— С нами не позадираешь, один Аэрон чего стоит.

— Господин Аэрон это да, это сила, — согласился Зоря, косясь на вампира, — Только эпсы бы все равно не помешали. — Очень впечатлила засечного богатыря моя личная охрана.

Собравшись в гостиной у камина, мы с интересом смотрели на управляющего, а управляющий с несчастным видом на нас.

— Хиддим Потакша — управляющий этим домом, прошу любить и жаловать, — представил его Велий. — Сколько себя помню, он всегда ухаживал за этим домом.

Хиддим, лысеющий чернявый миренец, робко улыбнулся нам.

— Пока мы будем в Княжеве, на нем будет лежать нелегкая обязанность следить за тем, чтобы вам было удобно. И еще, — Велий повернулся к управляющему, — у моих друзей юмор как у нечисти, поэтому не обращай внимания на их шутки. — Грозно посмотрев на нас, он прибавил: — А вы не смейте пугать прислугу.

Мы сделали вид, что оскорблены, а Велий сказал, что завтра нас ждет муторный день. Все замахали на него руками, очень нечисти надо думать про завтра, когда на дворе еще только сегодня. На мага сразу посыпались предложения: сходить в кабак, прогуляться на ярмарку, просто пошататься по улице. Лейя, визжа, требовала напроситься к кому-нибудь в гости, я сглупила, рассказав, какие в столице устраивают балы, и теперь мавка горела этой идеей. Лейя плакала, билась, пока Аэрон не охладил ее пыл, сказав, что завтра мы и напросимся к ее тетке, надо только маленечко подождать.

Конец спорам положила овечка, процокавшая на середину комнаты и заявившая, что она на правах самой старой, мудрой и главной ведет всех на ярмарку, чтобы присмотреть место под балаган. Мы запротестовали, не хотелось склочничать, изображать упырей и запугивать ярмарочное начальство. Но спорить с овечкой было ненамного приятней, чем с Феофилактом Транквиллиновичем, с той лишь разницей, что на овечку я могла хотя бы прикрикнуть, напомнив, что это я ее вывела на травку-муравку к людям, так что она моя должница до самой смерти. В ответ на это наглое четвероногое захохотало мне в лицо и потребовало не пререкаться с комендантом женского общежития и казначеем Школы. Мы сдались и, к радости Велиевой прислуги, покинули дом до самого вечера.

— Я вас развлеку — вы мне еще благодарны будете! — пообещала овечка, а мы забеспокоились: не тот был у овечки нрав, чтобы нам понравились ее развлечения.

— Помяни мое слово, — шепнула мне Алия на ухо, — будут гоняться за нами мужики с дрекольем.

— Ладно, если мужики, а не жрецы Хорса, — со вздохом ответила я и обратилась к овечке: — Слушай, давай обойдемся без скандалов.

— Какие скандалы?! — удивленно вытаращилась овечка, чтобы тут же рявкнуть на зазевавшегося кучера: — Куда прешь, раззява? Не видишь — девушки гуляют?!

Кучер в ужасе дернул вожжами, и за нашими спинами образовалась куча-мала из-за сцепившихся колесами экипажей.

Вечером, усталые, но довольные, мы едва дотащились до своих комнат. Я рухнула на кровать, задавленная грудой коробок. Не знаю, зачем я столько накупила, но Лейя так верещала, купцы так приветливо улыбались, а ребята были так щедры, что я сдалась. К тому же прижимистая овечка неожиданно сэкономила для себя немалую кучу денег, договорившись с хозяином нового крытого рынка, что поставит свой балаган прямо в центре его зала, будет привлекать массу зевак и не возьмет с него за это ни копейки. Бывалый купец так и не смог понять: где здесь подвох? А когда бельчонок еще и исполнил перед ним свой коронный номер, пообещал содержать артиста за собственный счет. Особенно его умилило финальное «хрум-хрум». Оборотень, наверно, пуд орехов сгрыз, исполняя свой номер на бис снова и снова, и теперь бедный первокурсник маялся животом.

В дверь осторожно постучали, в щель просунулась голова Потакши.

— Госпожа спустится к ужину?

— Нет, — простонала я, — госпожа хочет спать.

— Может, ванну? — предложил настырный управляющий.

Идея с ванной меня заинтересовала не в пример больше. Я кивнула, представляя, что вот сейчас поднимусь, пойду с девчонками в баню, расслабленно полежу в горячем пару. Не успела я разгрести коробки и встать, как в комнату, пятясь задом, вошел детина, волоча огромную бадью. Следом за ним протиснулись девушки, на полу была расстелена огромная кожа, на нее водружена емкость, которую в мгновение ока наполнили горячей водой и огородили шелковыми ширмами.

— Прошу, — немного робея, пригласила одна из служанок, когда мужчины удалились.

Я сразу почему-то засмущалась:

— Может, вы оставите меня одну, я и сама справлюсь.

Девушки не стали спорить, но я успела услышать шепоток:

— Я же говорила, что у нее чешуя на боках…

— Не-э, у нее хвост, она же ведьма.

— Придется мне, бедной, ложиться спать, кровушки не попив, — проговорила я им вслед.

Дверь так резко хлопнула, что ушам стало больно. Я разделась и залезла в воду. Блаженное тепло окутало тело, я застонала:

— Мои бедные ножки, — и поняла, что не смогу вылезти, сразу навалилась сонливость. Захотелось расслабиться, замереть и ничего не делать. Веки стали тяжелыми, и сама собой навалилась дрема. Я пыталась с ней бороться, но силы были неравны.

— Вода, нельзя спать в воде, — пробормотала я, а в ушах уже играла какая-то музыка, как это бывает у засыпающих. И к моему голосу примешивались десятки других.

— Вода, вода, — бормотал молодой маг, а старик скрипуче вторил:

— Управление водной стихией не есть ваше призвание, господин Вонифатий.

— Дайте ж мне серебряной воды! — орал еще один. — Раствор уже вскипает!

— Воды, воде, воду… проклятье! На каком же языке это заклинание?

Я вздрогнула, не понимая, где я, и, содрогаясь от озноба, быстро выскочила из лохани, заливая пол водой и не видя, где полотенце, хотя столик со всем необходимым дважды возникал передо мной. В голове стоял многоголосый ор. Неистовый старик орал по-морански, перекрикивая всех. Я затрясла головой, пытаясь вытряхнуть все это, и разноголосица утихла.