Особо одаренная особа - Мария Вересень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я согласная на все, — сказала овечка. — Но требую десять процентов от дохода плюс харчи, а еще вот у меня приблизительный набросочек.
Я несмело протянула директору листок, тот стал внимательно его читать:
— Шесть баечников, четыре блазня, охрана (Гомункул и Зоря), телепат, черный вежский архон, шатер ста шагов в длину, билеты, ель пушистая средняя, домик в локоть высотой резного хрусталя, орешки грецкие с начинкой из изумрудов… — Он оторвал глаза от списка. — Зачем это?
— Орешки? — спросила уже поставившая на стол копытца овечка и завопила на весь кабинет: — Зоря, подай сюда артиста!
Зоря робко приоткрыл дверь и протиснулся бочком, держа в вытянутой руке бельчонка, наряженного в сарафан и кокошник. Зверь заходился диким ором, бессильно молотя в воздухе лапками:
— Я не буду это носить, я не девка!
— Молчи, дурень, — уговаривал его богатырь, легонько встряхивая. — Где мы другую говорящую белку найдем?
— Не буду я позориться! Уйди, уйди, урод, руки убери! — продолжал истерику бельчонок.
— Ты опять? — прикрикнула на него овечка. Бельчонок сразу поник и прижал уши. А богатырь укоризненно произнес:
— Неблагодарный ты, для тебя вон дворец строить собираются, а ты бузишь.
Овечка не дала развить Зоре свою мысль, а, кивнув в сторону директора, повелела:
— А ну изобрази.
Бельчонок тяжело вздохнул и, ненавидяще глянув на директора, взмахнул платочком и заверещал тоненьким девичьим голоском: «Во саду ли, в огороде девица гуляла. Она ростом невеличка, беленькое личико. Хрум-хрум».
Директор дернулся, убирая руки со стола:
— Это вы в каком смысле?
— Это он орешки грызет, — радостно пояснила овечка и, закатывая глаза, продекламировала: — А орешки не простые, все скорлупки золотые, ядра — чистый изумруд… — Она с почтением посмотрела на бельчонка: — Слуги белку стерегут.
Бельчонок ударил себя лапкой в грудь и прорыдал:
— И зачем я рассказал вам эту сказку?!
— Гулять на женской половине уже большая ошибка, — матерински-наставительным тоном проговорила овечка, а Феофилакт Транквиллинович ткнул бельчонка в живот перстом:
— Вы ведь первокурсник, оборотень, — и, безошибочно вычленив главного виновника переполоха, обратился ко мне:
— Надеюсь, госпожа Верея, вы мне сейчас быстро и внятно объясните, что сие значит?
Я, словно ныряя с головой в холодную воду, вытащила бархатный мешочек и молча извлекла камень. Тот засветился и окутал все вокруг волшебной дымкой. Не давая ему разгуляться, я сунула камень обратно и затянула горловину мешочка.
Бельчонок покачивался, вздрагивая всем телом, а Зоря медленно хлопал фиалковыми глазами и улыбался своей детской улыбкой. Феофилакт Транквиллинович, чуть побледневший, промокнул платочком покрывшийся испариной лоб и долго собирался с мыслями. Мне почему-то показалось, что его речь начнется со слов «етит твою…», поэтому я затараторила первой:
— Поставим в Княжеве балаган. Ярмарки там сейчас, конечно, большой нет, но зато к осени слухи расползутся по всему Северску, деньги будем лопатой грести, народ повалит толпами, чтобы в живой сказке побывать. Нечисть пускать не будем. Четверть в княжескую казну, остальное Школе. — Я заговорщицки подмигнула: — Прибыль, большие деньги, понимаете.
Пока в голове директора крутились кладни, овца судорожно кивала головой, так что вместо ругани он даже погладил меня по голове, однако другой по-драконьи крепко вцепился в мой кошель.
— Там на мешочке петелька, вы мне сейчас голову оторвете, — запищала я. Феофилакт Транквиллинович вздрогнул и, опомнившись, с сожалением разжал руку. Я сняла мешочек с шеи и бережно положила на требовательно раскрытую ладонь.
— Дарю на благо родной Школы.
— А мне что делать? — спросил забытый на столе артист.
— Репетируй, дружочек, репетируй, — проворковал директор.
— Считай, призвание нашел. — Овечка, улыбаясь бельчонку, подпихивала директору свою бумажку с требованием десяти процентов. По ухмылке наставника я сразу поняла, что быть скандалу, не отдаст он овце эти проценты. И задом, задом попятилась, памятуя, что и овца — тот еще дракон.
Как только дверь закрылась, Зоря победно потряс кулаками:
— Все, буду в золоте ходить, на князей порявкивать.
— Как я матери-то буду в глаза смотреть? — выл на его плече оборотень. — Что ж я с детства-то такой невезучий?
— Ничего, привыкнешь, — успокоила я его. Признаться, когда овечка сказала, что для привлечения народа к балагану нужна яркая идея, я никак не ожидала такого размаха.
Оставив парней одного мечтать, а другого горевать, я отправилась к себе в комнату, где час назад покинула раздавленного непосильной ношей мага. Подруги обрадовались коробу больше, чем мне, так что, когда я появилась на пороге, стол уже был накрыт, Аэрон с удовольствием уплетал блинчики, макая их в мед, подруги помогали ему расправляться со снедью.
— Гомункула там не видела? — осторожно поинтересовалась Алия, а мавка укорила:
— Верея, зачем ты его таким прожорливым сделала?
— Действительно, — поддержала подруга, — маленьким он скромнее был.
— Маленькому меньше нужно было, — пояснил Аэрон, облизывая пальцы.
— Все вы, мужики, заодно, — махнула рукой Алия и повернулась ко мне: — Ты заметила, Верея, сколько мы в последнее время дармоедов кормим?
Велий, без сил валяющийся на кровати, с трудом оторвал голову от подушки и уставил на меня печальный взгляд:
— Верелея, почему мы через зеркала не пошли?
— Какие зеркала? — удивилась я, макая палец в варенье. — Весна на дворе, солнышко, птички. Прогуляться — одно удовольствие. Ты же меня от нервного истощения лечил. — Я немножко подумала. — Или ты сам в Заветный лес хотел сходить? Что задумал?
Велий молча откинулся на подушки.
— А о чем вы с Анчуткой разговаривали? — прицепилась я к магу. У меня возникло подозрение, уж не зреет ли какой заговор.
Велий захрапел, но получилось неубедительно.
— Во саду ли, в огороде девица гуляла… — послышалось в коридоре, дверь широко раскрылась, и на пороге, широко улыбаясь, нарисовались братья-богатыри с белкой на плече.
— Артистов заказывали?
Алия хмыкнула:
— Помяни черта…
— Оно и всплывет, — добавила мавка.
— Ругаемся, не любим, — сказал Гомункул, ничуть не смутившись.
Он поздоровался с парнями, сел за стол, по-хозяйски придвинул к себе блюдо с пирожками и кивком пригласил остальных артистов.
— А вам, между прочим, в Княжев велено собираться, — сказал Гомункул. — Судить будут.