Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… Существует множество слов, позволяющих не называть поражение поражением, но там, в Рио, когда Юля проиграла вторую из своих дистанций, искать их было ни к чему. Все было еще до начала соревнований сказано самой спортсменкой, заметившей, что ей не важно, каков результат, важно, чтобы медаль была нужного цвета. Это мы могли продолжать рассуждать о том, что два серебра – это подвиг и победа, а она… Она просто приняла решение остаться в плавании еще на четыре года, продолжая эту безумную гонку за своей олимпийской мечтой.
За год с небольшим до Олимпийских игр в Пхенчхане я традиционно отправилась в австрийский Рамзау – к биатлонистам. Приехав, узнала, что по соседству тренируются российские лыжники во главе с олимпийским чемпионом Сочи Александром Легковым, и пошла к лыжникам в отель – знакомиться. В надежде, что у гонщика найдется время на интервью. Настроен Александр был благодушно: по всему холлу отеля «Кобальдхоф», где с незапамятных времен селилась российская лыжная сборная, были развешаны рукописные транспаранты, поздравляющие «нашего Александра Геннадьевича» с серьезной жизненной вехой – избранием в Московскую областную думу.
Карьера этого спортсмена не может не привлекать кинематографичостью: Легков выступал на трех Олимпиадах. На двух первых без особого успеха, а в тридцать один год – более чем солидном для спорта возрасте – он не просто реализовал свою заветную цель стать олимпийским чемпионом, но сделал это в заключительной гонке Игр на пятьдесят километров. Ухватил за хвост свой последний шанс. И… остался в спорте.
– Может быть, вам просто страшно уйти? – спросила я тогда лыжника.
– Возможно, есть и это тоже, – ответил он. – Хотя один раз мне уже удалось изменить собственную жизнь и в определенном плане начать все сначала – после Игр в Ванкувере, где я стал четвертым. Это было, как мне кажется, намного страшнее, чем просто уйти из спорта в обычную жизнь. Но насчет страха вы, безусловно, правы: он рано или поздно возникает у любого профессионального атлета. Ты изо дня в день делаешь определенную работу, знаешь свой распорядок дня, причем каждый из этих дней расписан на много месяцев вперед, знаешь, что и как должен делать, чтобы появился результат. Кто-то живет так десять лет, кто-то двадцать. А потом уходишь и чувствуешь себя как птенец, выброшенный из гнезда на дорогу…
Спустя полтора месяца лыжника отстранили от гонок. Мера была объявлена временной, но еще через год, 1 ноября 2017-го, дисциплинарная комиссия МОК вынесла решение: аннулировать результаты Легкова, показанные на Играх в Сочи и пожизненно его дисквалифицировать.
Тогда мы еще не знали, что вслед за Легковым под дисквалификацию попадет еще целый ряд российских звезд, что позже все они будут оправданы и восстановлены в правах, но это произойдет уже поздно: в Пхенчхан отправится совсем молодая лыжная команда, собранная из вчерашних юниоров, а в биатлоне олимпийский допуск получат всего четыре спортсмена. И что всей российской команде будет отказано в праве выходить на старт под своим флагом. Вообще выходить с флагом. Носить российские цвета на одежде и даже красить ногти в российский триколор. Петь гимн или слушать его – вслух…
Все происходящее казалось абсурдным, но никто ничего уже не мог с этим поделать. Началась война.
Известный военачальник начала XIX века Карл фон Клаузевиц сказал однажды: «Война – это продолжение политики иными средствами». Он вообще был мыслящим человеком, этот пруссак, ставший выдающимся теоретиком войн. Среди множества цитат и афоризмов была и такая: «Вообразите себе схватку двух борцов. Каждый из них стремится при помощи физического насилия принудить другого выполнить его волю; его ближайшая цель – сокрушить противника и тем самым сделать его неспособным ко всякому дальнейшему сопротивлению».
Эти слова фон Клаузевиц написал не о спорте. А о войне, сравнив ее со спортивным единоборством. Когда допинговая вакханалия вокруг российской сборной набрала силу, достаточно было провести обратное сравнение и взять на вооружение военную лексику, чтобы в порядком затянувшемся фарсе все встало на свои места.
Тогда я постоянно размышляла, почему же мы оказались не готовы к этой войне и почему, когда она была развязана и на страну обрушился поток чудовищных обвинений, начали сдавать позицию за позицией? Возможно, потому, что почти все руководители российского спорта карьерно выросли и заняли руководящие посты в абсолютно «мирное» по спортивным понятиям время. Они научились договариваться и произносить речи, организовывать соревнования любого масштаба и перерезать ленточки на открытии стадионов и дворцов. И неудивительно, что они оказались неспособны работать в условиях военного времени: стали пытаться договариваться с противником, который договариваться изначально не намеревался, а планировал вести осаду, направленную на абсолютное истощение оппонента: сначала были нащупаны наиболее уязвимые места, затем нанесен ряд вроде бы разрозненных и не связанных между собой ударов типа не слишком аргументированных, но очень качественно раскрученных в мировой (и российской в том числе) прессе фильмов Хайо Зеппельта, докладов Макларена и откровений Григория Родченкова. Ну а потом все как-то враз превратилось в снежный ком, заставив Россию спешно занимать оборонительные позиции.
Оборону, безусловно, можно держать долго, но минус в этом один: постоянно сопротивляясь намерениям врага, ты теряешь способность развивать собственную стратегию нападения. Так утверждал все тот же фон Клаузевиц. В некоторых своих высказываниях он был достаточно безжалостен и бескомпромиссен, заявив, например, что государственный деятель, который видит, что война неизбежна, и не решается нанести удар первым, совершает преступление против собственной страны. Но Клаузевицу было проще выносить подобные вердикты: его коньком все-таки считалась теория, а не практика…
Правильно оценить набирающую обороты опасность всем нам помешало и то, что спорт всегда был зоной действия очень жестких правил. Теперь же возникла ситуация, когда все правила разом исчезли. Вместо доказательств России стали предъявлять доклады и измышления, попутно убеждая мир в том, что этим измышлениям следует безоговорочно верить и не задавать вопросов. Если в самом начале, когда история только начинала раскручиваться, вымышленные обвинения перемежались с реальными, то очень быстро реальность была вообще отодвинута на второй план за ненадобностью. Не произойди этого, пришлось бы, подозреваю, констатировать: в том, что касается нарушений антидопинговых правил, Россия ничуть не лучше и не хуже любой другой страны – чтобы понять это, достаточно было поднять международную статистику, которая давно уже не является в мире секретом. Но было уже слишком поздно: маховик стал крушить все живое.
В конце января 2018-го стало известно, что в списке российских спортсменов, приглашенных на Игры в Пхенчхан, нет российских звезд первой величины. Тогда мне позвонил известный тренер, чемпион Олимпиады в Сараево и вице-чемпион Игр в Калгари в парном катании Олег Васильев. «Хочу отправить свои олимпийские медали в МОК», – сказал он неестественно спокойным тоном, за которым без труда угадывалась дикая, с трудом сдерживаемая ярость.