Смутное время - Владимир Торин

«Я чувствую. Чувствую, что все пошло не так. Моим чаяниям и мечтам не суждено сбыться: я не вернусь к тебе, моя любимая. Я пишу эти строки, чтобы ты знала, что творится в моей душе, насколько сильно я хочу поскорее оказаться в твоих объятиях и… как мне больно осознавать, что этого теперь не случится… больше никогда. Сейчас мне не остается ничего иного, как горько сожалеть о каждой секунде, каждом мгновении, что я провел без тебя. Да будь он проклят, этот поход, будь в который уж раз проклят Умбрельштад, будь проклята сама жизнь и предательская судьба! С самого рождения и всю жизнь моим уделом были лишь боль и страдания, и вот закономерный итог – я так и умру несчастным и в одиночестве. Но не это меня сейчас гнетет, а одна лишь разлука с тобой. Столько миль, столько лет нас сейчас разделяют, но в своих снах я по-прежнему явственно вижу твой чудный образ, застывший на вершине нашего с тобой холма. Ты сидишь на мягком ковре из листьев, глядишь вдаль, на север, и ждешь…

Но так вышло, что я обманул и тебя, и себя. Надежда и ожидание – два самых чудовищных чувства, коим может быть подвержен человек. Два самых суровых приговора палача-судьбы. Ты будто сидишь в темном каземате и день ото дня ожидаешь обещанного помилования, свободы, но наступает миг, и часы, которые ты мерил мучительными секундами, вдруг превращаются в вечность. Ты забываешь, что такое солнце, свежий воздух и быстрый ветер, а небо для тебя навсегда расчерчено ненавистной решеткой.

Я хочу, чтобы ты знала… чтобы могла рассказать нашему сыну все о его отце. Всю ужасную и трагическую правду его жизни. Даже то, о чем он сам говорить не хочет. Кем он был на самом деле, что ему довелось пережить, без утайки и лицемерного ожидания «когда он будет готов» – то есть, как обычно выходит на деле, – когда сам случайно узнает.

Я молчу не один десяток лет, говорить я не могу, ты знаешь. Мои губы накрепко сшиты нитями иерофантов, но пальцы пока еще в состоянии держать перо. Душа моя горит от разлуки с тобой, но еще больше меня выжигает изнутри чувство немощности, проклятой немоты и то, что я не могу рассказать тебе все это при встрече лично.

Мои грехи так же, как мое бездействие, послужили тому, что я изуродовал свою душу, я изменил ей, встав на роковой путь. Я предал все, что когда-то любил, но тем крепче я сейчас люблю то последнее, что у меня осталось, – тебя. Сожаления нет. Жалости о прожитой жизни также. Осталось просто желание все поведать самому близкому существу, тому, кто, не прося ничего взамен, подарил мне свое сердце и ждет меня, каждую ночь с надеждой глядя на луну. У меня осталось не так много времени, но ты должна все узнать. Это не просто письмо, это моя исповедь тебе, моя любимая Кира.

Элагон нынче взят, его улицы залиты кровью и завалены трупами, в этом есть и моя заслуга, и я сполна получу свою долю проклятий от тех, кому посчастливилось пережить то, что мы здесь сотворили. Мне было обещано, что, когда все закончится, милорд отпустит меня. Я привык, что он всегда до фанатизма верен своему слову, ведь почти за три века общения с ним он ни разу мне не солгал. Кто-то считает его зверем, исчадием мрака и бездушным чудовищем, но я знаю его лучше, вернее, того, кем он когда-то был. Я связал свою судьбу с ним еще в те времена, когда он отправлялся в свой первый поход на защиту южных границ королевства. Скажу тебе без преувеличения – во всем ордене не было воина святее его! Как истинный паладин, он, не задумываясь, расстался бы с собственной жизнью ради защиты других людей. Признаюсь, эта его святость, способность воспринимать чужую боль как свою и полное бескорыстие меня ослепили. В дальнейшем все, что происходило, я принимал как слепец, слишком долго не замечая, в кого превращается он, и я вместе с ним. А потом стало уже поздно… С пятнадцатилетнего возраста я являюсь его личным слугой и оруженосцем. Он стал мне больше чем просто предводителем и господином, он стал мне отцом и старшим братом в одном лице, и до недавнего времени (до встречи с тобой) я полагал, что никогда не будет в моей жизни человека, к которому я был бы привязан сильнее.

Лишь ради продолжения службы ему я встал на путь некромантии, когда королем и его магистрами был подписан «Указ Обречения», вследствие чего наш орден был проклят и все мы пали во тьму. Деккер Гордем делал свои шаги по стране Смерти, становясь все более могущественным, он стал именовать себя Черным Лордом, а я, словно наивный дурак, неотрывно следовал за ним. Хотя… Что я себя обманываю – мне нравилось то, что мы делали, мне нравилось слепо служить ему, беспрекословно следовать, ловя каждое его слово. Идти след в след, не отставая и не сбиваясь с пути. Так я превратился в одного из старших некромантов, Ступивших за край, и теперь я в числе тех, кто навеки проклят в людских сердцах, кто повелевает падшим орденом Руки и Меча. Когда я делал свой выбор, мне было все равно, сражаться ли за командора Деккера Гордема ради канонов церкви и законов королевства, либо же убивать во славу Черного Лорда Деккера при помощи темного искусства. Двести пятьдесят лет я практиковал свое новое ремесло и всегда оставался в стороне, как тень, в любой момент готовый выскользнуть из-под полога тьмы на помощь своему господину. В своем служении я всегда пребывал вне орденских интриг, хитроумных планов и противоборства с королевскими магами и Гортенским Тайным Братством.

Но однажды случилось так, что я встал кое у кого на пути. Услышав то, что был слышать не должен, я случайно выдал свое присутствие и не смог справиться с предателями и заговорщиками. Меня пленили и, похитив из Умбрельштада, тайно доставили в Гортен, где я попал в застенки иерофантов. Там меня встретили радушно: как долгожданного гостя. Были поданы лучшие угощения: щипцы для выдирания ногтей, штыри для пробивания совершенно лишних и ненужных конечностей вроде рук и ног, а про коллекцию всевозможных лезвий, ножиков и прочих интересных вещиц главного ката Тайного Братства я лучше не буду упоминать.

Пятнадцать лет меня травили негаторным порошком, чтобы я даже не пытался колдовать, пятнадцать лет меня медленно, жестоко и методично пытали. Пытки, продолжавшиеся изо дня в день, изуродовали мое тело, оставив на нем сотни шрамов, выжженных отметин и уродливых знаков. Порой я терял сознание от боли, и это было моим спасением, потому что умереть они мне тоже не давали. От всего, что пришлось вытерпеть, я порой забывал собственное имя. Но память, как и боль, каждый раз возвращалась. Знаешь, Кира, когда людям что-нибудь нужно от тебя узнать и они применяют пытки – это не страшно, потому что знаешь, что в любой момент можешь во всем сознаться, и даже не важно, совершал ли ты то, в чем тебя обвиняют. Куда хуже, когда они делают это вовсе не ради признания или получения сведений, а лишь в угоду собственному тщеславию, испытывая от чужих мук невероятное наслаждение.

Я полагал, что все обо мне забыли, даже Черный Лорд, которому я служил всю жизнь верой и правдой. Я не винил его в этом – честно говоря, мне было уже плевать. Каждое утро меня ждали новые подарки от изобретательных мучителей, все мое жалкое существование превратилось в одну непрекращающуюся пытку. За то время, что я провел в подземелье иерофантов, в Умбрельштаде произошло много чего, взять хотя бы восстание вампиров под предводительством графа Илеаса Д’Антрева. Мятеж ценой большой крови удалось погасить – предателей сунули под солнечный свет, но самому графу удалось ускользнуть. Леди Катрина Черная Роза предала в руки Тайного Братства восемь орденских собратьев-некромантов, которых, как я позже узнал, сожгли на центральной площади Гортена, под сенью собора. Можно сказать, легко отделались, если посмотреть на меня. А Джек-Неведомо-Кто, ты, моя любимая, наверное, знаешь его под именем Ревелиан, успел вырезать все остававшиеся людские поселения от Умбрельштада и до руин Тириахада, в том числе гавань Морт на берегу океана и вольный город Ривард. И как только ему подобное удалось в одиночку? Никто не знает. Мне уже потом рассказали, что Деккер был в ярости и хотел немедля покарать отступника, но за того вступился сам Черный Патриарх Семайлин, и Ревелиан был прощен. Много всего произошло в ордене за мое отсутствие, всего и не перечислить, а обо мне просто забыли…