Целуйте меня! Как воспитывать детей с любовью - Карлос Гонсалес

Мы – потомки таких матерей. Женщины теперь инстинктивно стремятся не оставлять своих маленьких детей без присмотра. Упомянутый ранее Робер Ланжи2 весьма точно описывает этот тип поведения, хотя по собственному невежеству и интерпретирует его как «один из тринадцати признаков того, что вы стали рабом своего ребенка» (словно рабами считались те, кто делает то, что хочется, и словно это только его современники-читатели внезапно «стали» так относиться к своим детям):

Мы не слишком любим оставлять детей на попечении посторонних людей.

Конечно, в наше время этому стремлению с успехом противостоят различные теории, взгляды или обычаи, возникшие уже позже этого инстинкта, в ходе культурной эволюции нашего вида. Матери оставляют своих детей, чтобы спокойно ходить на работу, в магазин или сидеть перед телевизором. Оставляют как на несколько минут, так и на несколько часов. Оставляют как с родственниками, так и с нянями или воспитателями в детских садах. Но гены-то никуда не делись, и большинство матерей чувствуют их влияние.

Тревога, которую вызывает у женщины разлучение с ребенком вовсю высмеивается в комедиях: как мамочки вскакивают посреди ночи и идут в детскую проверить, жив ли их малыш, или, уходя с мужем в ресторан, оставляют няне подробнейшие инструкции, что делать и куда звонить при малейшем происшествии, а потом сами ей постоянно названивают.

Я не так давно смотрел американскую комедию; ее героиня, мать-одиночка, была завалена работой и оттого постоянно находилась на взводе. Ее друг-психиатр уговаривает ее оставить своего ребенка – на вид тому было от силы год – с няней и поехать куда-нибудь на выходные одной. Все знакомые смеются над ее страхами, нежеланием оставлять ребенка, над тем, что она при малейшей температуре отпрашивается с работы. Абсолютно никто не осознает, что на взводе она именно из-за того, что каждый день ей приходится оставлять своего малыша и уходить на работу; никому даже в голову не приходит, что мать способна прекрасно отдохнуть, поехав куда-нибудь на выходные вместе со своим ребенком, а не отдельно от него. Нас незаметно, но неумолимо кормят культурными стереотипами, говорят, что хорошо, а что плохо. В современном обществе уехать развлекаться одной, оставив ребенка, считается допустимым, а мужа – чем-то почти немыслимым. Многие убеждают, что, родив ребенка, женщины со своими мужьями должны продолжать «вести себя как пара», по крайней мере периодически, но при этом никому даже и в голову не приходит советовать им продолжать «вести себя как холостяки».

Многие матери переживают от того, что отдают детей в детский сад, и слезы первое время проливают не одни только дети. «У меня сердце кровью обливается оттого, что я его оставляю», – говорят они. Многие матери переживают, когда снова выходят на работу. Общество считает это «чувством вины», но в наших генах никого чувства вины не заложено – это просто толкование, придаваемое данному феномену нашей культурой. И многим выгодно истолковывать это как вину. Многим в нашем обществе удобно, что женщины испытывают чувство вины, а не гнева или возмущения из-за бесчеловечного трудового законодательства и недостаточной продолжительности декретных отпусков (в Швеции, например, отпуск по уходу за ребенком длится больше года, в Белоруссии13 – вообще три).

Из всех свойств младенческого плача некоторых более всего шокирует и выводит из душевого равновесия то, как внезапно ребенок может им разразиться: «Стоит мне его одного в кроватке оставить, он тут же начинает орать, словно его режут».

Некоторые педагоги считают это неприглядной стороной детского характера и прикладывают все усилия к тому, чтобы побороть этот «эгоизм» или «упрямство», заставить младенца научиться ждать и терпеть. Ах, почему дети не могут быть терпеливее, почему не могут чуточку подождать? Нет, ну мы бы поняли, если бы, к примеру, спустя минут пятнадцать после того, как мама их оставила, они бы начали немного нервничать, через полчаса – тихонько плакать, ну а уж часа через два поревели бы от души. Это можно было бы понять, это было бы логично. В конце концов, ведь мы-то сами (и «наученные» нами терпению дети постарше) именно так себя ведем! Но вместо этого младенцы мгновенно начинают отчаянно заливаться плачем, стоит их оторвать от мамочки, а если проходит минут пять, плачут еще громче (хотя, казалось бы, куда уже?) и затихают, только когда плакать у них уже больше нет сил. Ну где здесь логика?!

Да везде. Мгновенная реакция плачем на разлучение – логичное приспособительное поведение, возникшее и закрепленное миллионами лет эволюции как способствующее выживанию индивида. Когда 100 000 лет назад в каком-то племени младенец начинал истошно плакать в ту же секунду, как его оставляли одного, можно быть уверенными, что мать мгновенно брала его обратно на руки. Потому что она еще не была знакома с культурой, религией, философскими концепциями типа «добродетели», «милосердия», «долга» или «справедливости», не присматривала за своим ребенком из чувства долга или из страха, что противном случае она угодит в тюрьму или в ад. Она делала это потому, что детский крик вызывал у нее сильнейший позыв подбежать к нему и утешить. А если бы первые пятнадцать минут он лежал молча, потом тихонько хныкал и только через пару часов начинал истошно орать, к тому времени мать уже ушла бы так далеко, что его бы и не услышала. Умей он сначала ждать и терпеть, а только потом уже плакать, это ничуть не помогло бы ему выжить – даже наоборот. Потому что гиенам детский плач – что 100 000 назад, что в наши дни – сладчайшая музыка.

И если хорошенько подумать, вы поймете, что и взрослые, когда их разлучают с любимым человеком, начинают вести себя «логично» (то есть терпеливо ждут и только постепенно начинают «быть недовольны»), лишь когда они уверены, что дорогой для них человек скоро вернется. Примерно как когда ваша пятнадцатилетняя дочь уходит в школу.

Пока она на занятиях, вы твердо знаете, где она и во сколько должна вернуться, так что ее отсутствие вас ничуть не беспокоит. (А ваш двухлетний сын знает, куда вы уходите и когда вернетесь? Даже объясни вы ему это, он ведь все равно не поймет). А теперь представьте, что она на полчаса задерживается. Первое время опасения отмести несложно («Наверное, автобус опаздывает, или она заболталась с подружками, или пошла в магазин за новой ручкой…»). Пройдет еще полчаса, и вы уже начнете испытывать недовольство («Ох уж эти дети. Нет, вы подумайте – совершенно не думает о родителях! Могла бы хотя бы позвонить, зря мы ей, что ли, мобильный купили?»). Но если ее нет два, три часа – вот вы уже и плачете, и больницы обзваниваете, не попала ли она под машину. Не пройдет и дня, как вы уже будете заливаться слезами и звонить в полицию, где вам объяснят, что подростки часто уходят из дома по самым разным причинам и что обычно через два-три дня почти все возвращаются. Все эти три дня вы будете жить одной этой надеждой. Но плакать вы будете все сильнее и сильнее, и к концу недели вы уже будете пребывать в полном отчаянии.