Позывной "Камчатка" - Александр Зубенко

распространяется. Мы сейчас находимся внутри какого-то математического круга, заменившего собой наше реальное пространство историческим отрезком восемнадцатого века. Заметил, что вместе с кораблями, на мысе, в том участке, где они высадились, внезапно изменилась и климатическая зона? Иными словами, тот отрезок прихватил с собой и свою собственную по-го-ду! – последнее слово Николай выделил ударением. – Соображаешь?

- Нет.

- Вместе с кораблями в наше пространство проникла и их погода, когда в 1741 году они выходили из гавани. У нас был шторм и буран, а когда пространства заменились друг другом, на мысе в одну секунду стало тихо. Невидимая граница на холме – тому подтверждение. Впереди тишина, сзади за спиной – последствия катастрофы. Так что Степан прав. Мы вообще можем их больше не увидеть. Только зря потратим время. Очевидно, пространства уже снова обменялись между собой, и их высадка на берег была кратковременным сдвигом во времени. Возможно, экспедиция вместе с куском пространства уже вернулась в свой родной восемнадцатый век. Возможно, эти ребята ВООБЩЕ ничего не будут помнить.

- То, как высаживались на берег?

- Да. Для них это проскочит мгновением ока. А для нас – несколькими часами. Парадокс временного континуума, как сказал бы старик Эйнштейн. Так бы, очевидно, сказал и наш профессор Розанов.

Соня при имени начальника станции всхлипнула, направляясь на кухню ставить чайник.

Спустя минуту Стебелёк предложил:

- Так чего мы тут сопли рассусоливаем? Вы собирайтесь в дорогу, а я мигом сбегаю на холм и посмотрю. За час туда назад - управлюсь.

Наступила пауза.

- Ну а что? – подумав, рассудил Николай. – Это дело. Степан пойдёт во двор собирать всё необходимое для пешего похода, мы с Соней запасёмся провизией и одеждой, а Стебелёк тем временем наведается к холму, посмотреть, осталась ли экспедиция, или уже вернулась в своё пространство. В любом случае мешать им не будем. Завтра выдвинемся к Узонской кальдере. Я ещё слаб, голова раскалывается, но пешим ходом пройти смогу. Просто будем чаще делать остановки. У нас есть два ружья с патронами, это на случай встречи с медведями или волками. По пути много всяческой живности, ягод, деревьев для костра.

- До кальдеры Узона слишком далеко, как чайной ложкой до Китая, - вставил Стебелёк. – А если нам придётся тебя тащить? Вдруг вырубишься по дороге? Соня тут не помощница, а мы с Важиным и без того будем нагружены по самое не могу. Об этом подумал? Может, есть где-нибудь поближе поселения?

- В том-то и дело, что нет. А за меня не беспокойся. Дойду, как миленький. Ещё пару-тройку часов, и голова пройдёт. В этом случае хорошо помогает разбавленный спирт. Если не злоупотреблять, разумеется. Так что буду нести всё необходимое наравне с вами. Кассету со стёртой записью захватим с собой, пускай наши учёные на материке ломают головы, а здесь оставим запись на магнитофоне и внесём в вахтенный журнал краткое описание трагедии. Похоронить наших товарищей нет никакой возможности, так что ограничимся крестиками. Поставим их во дворе. Я запишу в журнал обращение к тем, кто может нас искать. Упомяну, что мы, уцелевшие после катастрофы, ушли к ближайшему поселении коряков по направлению Узонской кальдеры. Верно?

Все согласились. Лёша тотчас бросился к двери.

- Не забудь фотоаппарат! - крикнул ему вдогонку Николай.

- Так далеко же будет. Ничего не останется на кадрах.

- А может, останется, - загадочно подмигнул ему Степан. – Во всяком случае, силуэты двух парусных шхун вдалеке, нашим учёным ещё предстоит увидеть. Старайся не показать своего присутствия. Возьми бинокль.

- И не приближайся близко к шлюпкам! – крикнула Соня. – Я хоть и не физик, но кто его знает с этой чёртовой временной петлёй. Вдруг она и тебя засосёт в свой узел.

- Есть, не приближаться, чтоб их в пень колоду! – весело выкрикнул Стебелёк, накидывая на плечо футляр с фотоаппаратом. Дверь хлопнула и он исчез.

Трое оставшихся в радиорубке так до конца и не осознали, что видели своего младшего друга последний раз в жизни.

Отныне они больше никогда не встретятся.

…Точнее, встретятся, но это будет уже не он. Не их Лёша-стебелёк. Не из этого мира.

********

Было раннее утро. Свежий морской бриз пробирал одежду до самого тела. В сером хмуром небе, тяжёлыми комьями нависшем над мысом, парили одинокие чайки. Рядом прошмыгнул тарбоган – местная разновидность сурка. Лёша-стебелёк лежал в мёрзлом лишайнике и наблюдал в бинокль за двумя шхунами, которые бросили якорь в небольшой бухте вчера после промчавшегося бурана. Здесь, казалось, всё дышало тишиной и спокойствием. Как они и предполагали в столовой, шторм не коснулся побережья. Целый сегмент пространства из времён XVIII века захватил с собой громадный кусок климатической зоны, заменив его местами между собой. Штормовой коллапс катастрофы остался где-то за пределами нового пространства, где-то за горизонтами событий, по ту сторону реальности. Иными словами, в параллельном мире. В другом измерении. Так, во всяком случае, размышлял Стебелёк, наводя фотоаппарат на шлюпки. Силуэты кораблей в объектив не попадали – слишком далёкое было расстояние, да и туман над заливом мешал видимости. А вот шлюпки, у которых горели костры и стояли шалаши, были неплохо видны с того места, где залёг молодой геолог. Помня указания своих старших товарищей, он старался не высовываться. Фарад, лежащий рядом на брюхе, проводил безразличным взглядом прошмыгнувшего тарбогана, и остался невозмутим. Команды охотиться от хозяина не поступало, значит можно смело лежать и дальше.

- Смотри, - обратился к нему шёпотом Лёша, отрывая взгляд от бинокля. – Они, похоже, совсем не удивлены, что провели ночь на незнакомом берегу, свалившегося на них буквально ниоткуда. Я что-то не вижу у них никакой паники. Кухня дымится, бочонки с водой набраны, матросы умываются, и в ус себе не дуют, что находятся в совершенно ином измерении. Как там у Герберта Уэллса написано в «Машине времени»? – прокол пространства? Не читал? – и сам себе хохотнул мысленно. – Конечно, не читал, собака ты безмозглая. А я вот читал.

Он потянулся к кусту голубики, сорвал несколько сморщенных замёрзших ягод и кинул в рот. Сразу свело скулы. Чавкая и морщась от кислоты, глубокомысленно заметил:

- Это, братец, тебе не гипотенуза треугольника на завтрак с яичницей. Тут, друг мой любезный, аномальными явлениями попахивает. Эх, - вздохнул он, - сейчас бы нашего шамана сюда. Или Петра Фёдоровича. Уж они-то объяснили бы тебе, зверю недалёкому, отчего эти пространства обменялись друг