Исцеление Вечностью - Евгений Георгиевич Санин

— Да.

— Ой, как только увидите его опять, передайте, что я очень его жду! И еще скажите, — в тоне Веры снова появились начальственные нотки, — что писатель, если он, конечно, настоящий писатель, не от «думать», а «мыслить!»

«Да… — невольно отметил про себя Александр. — А эта Вера не так и проста!»

А она, начав командовать, уже не могла остановиться:

— Дашенька, убери, пожалуйста, со стола мои тубусы! — велела она сестре милосердия. — И кстати, откуда на нем пыль? Немедленно вытри ее! А вы, Александр… может, мы лучше сразу будем на «ты»? Все-таки разница в возрасте не так уж и велика…

Александр с легким удивлением посмотрел на Веру, которая казалась ему старше лет на 20 — но не отказываться же в самом деле! — согласно кивнул.

— …ты можешь сразу выкладывать на стол все свои рабочие принадлежности! — с удовлетворением закончила она.

Невольно подчиняясь хозяйке, сестра милосердия тут же принялась снимать со стола чертежные футляры и складывать их к стене. А Александр тоже торопливо открыл сумку и, выкладывая на стол пишущую машинку, папки с рукописями, небольшую бархатную коробочку, кивнул на тубусы:

— Это все — ваше? То есть, прости, твое?

— Да, уже год руки никак не доходят продолжить начатую работу. — равнодушно кивнула Вера и, словно сбрасывая с себя оцепенение, энергично добавила: — Вот выздоровею и продолжу.

— Конечно, выздоровеешь! Конечно, продолжишь! — раскрывая коробочку и проверяя ее содержимое, — машинально поддержал Александр.

Вера с подозрением покосилась на него, но, не заметив и тени притворства, спросила, показывая на коробку:

— А что это за пуговицы?

— Это не пуговицы, а монеты! — поправил ее Александр. — Понимаешь, когда я писал свой первый исторический роман о Древней Греции и Древнем Риме, то собрал целую коллекцию монет тех времен — чуть ли не на каждого героя, вплоть до года и города. Это помогло мне невероятно быстро изучать огромный по объему исторический материал, будило творческую фантазию — ведь эти монеты держали в руках жившие в те времена люди: рабы и господа, ремесленники и крестьяне, воины и поэты, и как-то помогало больше верить в то, что давно прошло…

Вера заглянула в коробочку, увидела серебряные, медные, бронзовые — большие, поменьше и совсем крошечную — монеты и недоверчиво уточнила:

— Неужели все это подлинное?

— Абсолютно! — уверенно подтвердил Александр и с упоением стал показывать: — Вот — отчеканенные две тысячи лет назад в Иерусалиме. Это — лепта Ирода Великого, это — Понтия Пилата, то есть Тиберия, от имени которого чеканил Пилат. А это — монеты Траяна, как раз тех времен, о которых я написал в своей новой книге. Денарии, антиохийские ассы, квадранс или, по-евангельски — кодрант, самая мелкая монета Древнего Рима. Да тут много всего: Эфес, Кипр, Тир, Эдесса, Набатейское царство, столица вновь организованной провинции «Аравия» — Бостра…

— Никогда б не поверила в то, что такие существуют, если бы не увидела их своими глазами! — старательно делая вид, что с большим интересом, а на самом деле с полным безразличием призналась Вера и, переходя на командный тон, добавила: — Но, раз уж они пролежали в кладах или просто под землей целые тысячелетия, то пусть потерпят еще немного, пока мы с тобой будем пить чай!

На кухню они вошли вдвоем.

Сестра милосердия, вздохнув с облегчением, под предлогом, что Вера теперь не одна, немедленно отпросилась домой.

А Ирине Вера сама сказала, чтобы та, попив с ними чай, немедленно шла домой, отдыхать.

— Знаю, какая у тебя работа! — вздохнула она. — Небось, делаешь только вид, что у тебя все в порядке, а сама едва стоишь на ногах!

— Ну раз знаешь, тогда не обидишься, что я уйду прямо сейчас! — сказала Ирина и, поцеловав Веру в щеку, вышла.

— Удивительная женщина! — кивнув на закрывшуюся за Ириной дверь, сказала Вера и, когда они сели за стол, продолжила: — Совсем себя не бережет. Между прочим, если бы не она, то не сидеть бы сейчас тебе здесь!

— Как это? — не понял Александр.

— Поставь чайник! — вместо ответа приказала Вера. — Спички на подоконнике. Заварка в коробке на полке.

Александр послушно поставил на газ чайник, поднял глаза и растерялся. На нескольких полках было видимо-невидимо всевозможных металлических коробок и коробочек, на которых было написано: «Соль», «Сахар», «Перец». С трудом он нашел среди них чайную и, дожидаясь, пока чайник закипит, снова сел за стол.

— А вот так! — дождавшись его, ответила, наконец, на вопрос Вера. — Когда у меня было очередное обострение… бронхита — он же у меня хронический, то я даже хотела наложить на себя руки. Ведь это очень не просто жить, когда тебе постоянно не хватает воздуха, и ты можешь спать только сидя… Так вот, когда мне было совсем плохо, все медсестры в больницы перестали ухаживать за мной. А тут одна — не то чтобы новенькая, а после отпуска, всю ночь сидит около меня, подает все, что нужно, и не уходит. Потом — и другую ночь, хотя уже была не ее смена.

«Почему вы так со мной возитесь?» — узнав это, спросила я у нее.

«Потому что так велит мой Бог!» — ответила она.

«Какой еще Бог?» — не поняла я, потому что к кому только не обращалась — и к магическим, и к буддийским божествам и ни от одного не получила помощи.

А она:

«Иисус Христос!»

— Вот так, четыре месяца назад я впервые узнала о Христе. Нет, конечно, я знала и слышала о Нем раньше. Но только на словах. А на деле, можно сказать, Ирина взяла меня, лежавшую на кровати, за руку и повела за собой! К Нему! Своим примером она помогла мне поверить в то, что ее, а теперь и мой Бог, не оставляет людей никогда. Не то, что Его — мы…

Вера посмотрела в окно, за которым в полукилометре виднелся знакомый Александру храм, и вздохнула:

— Стыдно сказать, храм из окна видно, колокола по утрам слыхать, а я не была в нем ни разу в жизни! Зато туда, — она показала рукой на другое окно, в котором виднелась река и плывущие по ней парусники, — мчалась каждое воскресенье! Как бы хотелось теперь все это поменять… Все изменить…

— Ничего! — успокоил Александр. — Вот выздоровеете, обязательно сходим с вами… прости, с тобой — и в храм!

Вера посмотрела на него с такой благодарностью, какой он еще ни разу не видел в людях.

И от этого захотелось сделать