Альтер Эго. Обретение любви - Иван Вересов

— И ты думал, что я скажу тебе спасибо? Или нет, дурак я! Квартира-то на твое имя. Вот и живи.

— Сергей! Сережа… Ну постой, с чего ты? Это нормально, что он за моральный ущерб заплатил.

— А меня ты спросил?! Надо мне это? От него… Да ты совсем ебанутый, что ли? Я бы лучше на вокзале жил! С бомжами.

— С бомжами? Много бы тогда натанцевал, — вспылил Макс.

— А и так не много. Ладно, поговорили, живи долго и счастливо. Без меня! С моральным ущербом.

И ушел, не обернулся. На том и закончилась для Максима Лазарева любовь, да и была ли.

И целый год они с Сергеем ничего не знали друг о друге. Макс уехал в Германию, открыл там контору, обосновался, завел любовника одного, другого, третьего, так и пошло. Успешная жизнь без воспоминаний. Это он себя уговаривал, а на самом деле воспоминания были.

И тревога, и тоска, и отчаяние, всем этим в полной мере переболел. Со временем оправился, но от одного избавиться так и не смог. Грызли его мысли о Залесском, что пропадет, не вытянет один. А он, Макс Лазарев, бросил Сергея. И сколько Максим ни прогонял их, мрачные предположения снова и снова лезли в голову, отравляли размеренную предсказуемую бюргерскую жизнь. Сергей начал сниться чуть не каждую ночь.

И Лазарев сдался, навел через друзей справки и… вернулся в Россию.

Он без особого труда нашел Сергея в подпольном стриптиз-клубе, где богатые дамочки и геи пускали слюни на красивых парней. Мелькание светомузыки в сине-красных тонах, зеркальный шар, орущая в могучие динамики фонограмма, шесты на сцене. В зале столики в середине, поближе к подиуму, и закрытые боковые ниши, огороженные бамбуковыми занавесками-бахромой. В таком укрытии и устроился Лазарев. Заказал коктейль и ждал. На сцену выходили стриптизеры, довольно жалкое зрелище, по сравнению с тем, что Макс видел еще до отъезда. Один из его постоянных клиентов держал казино и стрип-клубы, а встречи с адвокатом назначал на работе. Так Макс и приобщился к элитному обществу любителей подрочить на раздевания.

Может, где в другом месте это и было искусством, но то, что видел Макс, вызывало лишь жалость. Парни на сцене отчаянно хотели понравиться, ведь от этого зависело, сколько купюр им сунут в плавки. И пригласят ли в закрытые кабинки с окном для просмотра. За это посетители платили больше, а стриптизеры раздевались полностью.

Но вот к пилону вышел Сергей, из одежды на нем были только узкие черные слипы. У Макса сердце затрепыхалось, в горле пересохло, он судорожно сглотнул, потянулся за бокалом, рука дрогнула, виски выплеснулся на пол. Макс выругался, вернул бокал на стол — все это не отрывая взгляда от божественной фигуры Залесского. Давид Микеланджело! Все такой же спокойно-отрешенный, как будто похотливые взгляды не скользят с извращенной жадностью по его телу. Сергей встал перед шестом, опустив голову и скрестив руки на груди. Попса замолкла, свет стал ровнее, перестал мелькать зеркальный шар, вместо него вверху над шестом зажегся луч прожектора. Он лег на сцену светящимся кругом ограничивая пространство, отсекая Сергея от зала, погруженного в темноту. Свет и тень. Это было необычно и странно.

Сергей оставался неподвижен внутри светового круга, но вот поднял и раскрыл руки, синхронно этому жесту зазвучала музыка, как будто он призвал её. Что это? Рояль…

Максим не мог связать мелодию и обстановку. Он же знал… знал! Шопен? Нет, не может быть, но да!

То, что делал Залесский, было умопомрачительно красиво, томительно чувственно, и это был танец! Из хвата руками за головой Сергей легко поднялся перпендикулярно шесту, мускулы напряглись, ноги вытянулись, идеальные стопы, крутая дуга подъема, потом разошлись в шпагат, когда изменил положение торса — голени и ступни обхватили шест.

В этом не было ничего непристойного, позы не оскорбляли гармонии звуков, вместе с роялем пело гибкое тело. Сжимаясь и распрямляясь, оно вытягивалось, парило, обвивалось о пилон. Захват ногами, бросок наверх к свету, и ожили руки, кисти, пальцы. Мелодия звучала все громче и отчаянней. Было в ней страдание и восторг. Без страховки он поднялся к навершию пилона, сделал стойку на руках и снова развел ноги в шпагат, отпустил руку, поворот и падение вниз, зал ахнул на опасный трюк и выдохнул, когда Сергей вновь обвился о пилон. Уже заблестели от пота рельефные мышцы предплечий и спины, участилось дыхание, на вдохе раздвигались ребра, напрягался пресс. Танец продолжался. А Максим забыл дышать, горло перехватило рыдание. Он замер и не мог оторвать взгляд от Сергея, от знакомых очертаний плеч и бедер. Это было выше сил человеческих. И те полтора года, что Макс уверял себя в совершенной свободе от Залесского, обрушились сознанием прежнего влечения к нему. К совершенному телу, которое Макс так хорошо знал. К душе, исполненной танца.

Истаяла, отлетела со вздохом последнего аккорда музыка, погас свет. Тишина, и пьяный истерический женский всхлип в зале, нестройные аплодисменты, гомон, зачем-то смех.

Замелькал зеркальный шар, загрохотала попса, и в прежнем красно-синем свете Сергей, накинув подобие черной шелковой рубашки, не смущаясь возгласов и прикосновений, пошел между столиков. Уверенный в себе, он шел той самой расслабленной подиумной походкой, обучение которой однажды свело их с Максом.

Первым стремлением Максима было отступить за штору, не показать присутствия, но он не позволил себе этого малодушия и, когда Залесский подошел, откинул бамбуковую завесу.

Они встали лицом к лицу. Максим не знал, должен ли он упрекать или просить прощения, и потому молчал.

Брови Сергея дрогнули, губы сжались, он сделал шаг назад, но Макс отрицательно покачал головой. Залесский смирился, он принял это.

— Здравствуй, Макс, давно не виделись.

— Давно.

— Подожди, я переоденусь. Не бойся, не сбегу, ты же все равно найдешь.

— Да, найду.

Горячей волной захлестнуло раскаяние, что медлил так долго. Найти Сергея мог гораздо раньше. Как он жил тут? Что пережил? Захочет ли…

И снова май, белые ночи. Снова неспешным шагом по сонному Питеру, по набережной мимо длинного фасада Зимнего дворца. Как будто и не расставались. Но это иллюзия, очертания утерянного счастья в обманчивом свечении северного неба.

— Вернулся в Питер? — Сергей скользил взглядом по панораме Невы с мостом и Петропавловской крепостью, на Макса не смотрел. — Надолго?

— От тебя зависит, Сережа.

Так хотелось обнять, встряхнуть его как следует, чтобы отбросил этот отстраненный тон, ведь оба наколбасили, вина поровну.

— А что я? Теперь вот так… Ты, наверно, и сам все знаешь, раз нашел, то и справки наводил.

— Знаю, но не все. Где с мая по сентябрь в прошлом году пропадал? Никаких следов.

— А, это я в деревне у знахаря жил. Ногу он мне вытягивал. Как видишь, помог.

— Да. Я видел, как ты танцуешь.

— Это не танец! — Сергей в первый раз за разговор повернулся к Максу. — Зачем ты приехал, Лазарев?