Больница для динозавров. Мезозойские истории - Светлана Аркадьевна Лаврова

Глава 7. Динозавры в операционной

25 декабря

Бэк предвкушал, что после возвращения все будут его хвалить за героическое рассказывание сказки, за спасение Анзу и Триши и так далее. Но его возвращения, казалось, никто не заметил.

– Анестезиолога в операционную! – гаркнул громкоговоритель, прикреплённый к платану.

– Ну вот, опять поесть не удалось, – огорчился Валера. – Видать, срочная операция.

– Я посмотрю, ладно? – попросил Бэк, забыв о бессонной ночи. – Я ещё никогда операции не видел.

– Смотри, что мне, жалко, что ли?

И Валера не торопясь пошёл вглубь, где под навесом из лиан располагалась операционная. Триша побежал было следом, но Анзу отвлёк его: «Смотри, какой вон там вкусный папоротник растёт!»

– Ну, что тут у вас? – спросил Валера.

– Ник ранен, – сказал Струм, уже помытый, в стерильной накидке, маске и перчатках. – Летел к нам, решил попить водички, а его из реки – цап за крыло! Он вырвался, но летательная перепонка – в лоскутки. Болевой шок и большая потеря крови.

– Семён Семёныч удружил?

– Нет, помельче, кто-то из хампсозавров. Какая разница! Давай наркоз скорее, Анечка уже еле держит. Трот, живо на вызова, нечего тут крутиться.

Медсестра с силой прижимала огромным тампоном перепонку Ника к операционному столу, чтобы сосуды пережались и кровь текла поменьше. Самую крупную артерию перекрыл Пит своим клювом-пинцетом.

Валера посмотрел на закрытые глаза никтозавра.

– Как же его гипнотизировать, если он без сознания, – пробормотал он. – Ник, открой глаза! Открой глаза!

Никакой реакции.

– Пора лететь! Срочный вызов! – закричал Валера.

Веки никтозавра дрогнули.

– Ага, как про работу, так сразу услышал! – обрадовался Валера. – Можно гипнотизировать. Спи, дружище Ник, вызова подождут. Тебе хорошо, тебе спокойно, у тебя ничего не болит.

Тело Ника расслабилось.

– Обезболил, – кивнул Валера. – Спи, дружище, спи не менее двух часов. Ребята, за два часа справитесь?

– Быстрее справимся. – Струм уже разводил тупой препаровалкой структурные волокна верхнего слоя перепонки. – Порвался в основном брахиопатангий. Пропатангий вроде цел, только перерастянут – он же ещё как-то доковылял до нас. Анечка, ватник. Побольше ватник. Хвост. Полей водой. Препаровалку круглую. Вот тут кровит, в среднем слое, среди мышечных волокон. Хвостик. Вот артерия, выделяем. Пинцет. Пит, пинцет, кому сказано! Хватай вот этот сосуд клювом и прижимай. Ватник сюда. Полей водой. Анечка, ещё воды. Тут прямо растерзано всё. Скальпель. Эти волокна не восстановятся, отрежем… Так, это у нас что? Это мышца – разгибатель мизинца, она целая, отлично. Ну, вот и третий слой, в котором сосуды. Валера, он двигается! Наркоз поддай!

– Спи, моя радость, усни, тебе хорошо, тебе не больно, тебе даже приятно…

– Здесь болезненное место.

– Спи, Ник, слушай доброго дядю анестезиолога. А то хуже будет.

– Вроде расслабился. А помнишь, Анечка, раньше пациента к столу фиксировали не специальными ремнями, а змеями? У нас работали две сестры – змеи с задними ногами. Ногами они закреплялись в земле, а всем телом обвивали пациента. Очень надёжная была фиксация.

– Конечно, помню. Куда лучше современных ремней. Когда тебя держит змея, ты и не думаешь дёргаться – а вдруг укусит!

– Опять кровит. Тахокомб дай.

– Струм, да перевяжи ты эту артерию, сил нет больше её держать!

– Нельзя, ишемия будет, крыло повиснет. А ему на этом крыле ещё летать и летать. Сейчас сделаю. Где санитарка?

– Санитарку в операционную!

– Никси, включи поддув. Питу уже тяжело висеть над столом. Поддув на три!

– Быр-быр-быр!

– Не ворчи.

– Уф, хорошо, теперь могу парить над операционным полем хоть до ночи! – И Пит с облегчением распластался на восходящем потоке тёплого воздуха из поддува.

– До ночи не будем. Так, артерия в порядке. Микропинцет. Хорошо. Цапку маленькую дай.

– Маленькую цапку не стерилизовали.

– Тогда среднюю. Хорошо. Клипс для фиксации фиброзного лоскута, размер пять. Нет, шесть. Шпатель. Ножницы. Ватник. Ещё маленький ватник. Теперь иглу и нитку «пятёрку». Хорошо. Шьёмся. Удачно, что он никтозавр, а не птеранодон – крыло в три раза меньше. Ещё повезло, что пропатангий не пострадал. Ватник. Повязку закрепляй. А, Бэк, ты тоже здесь.

– Пропатангий – это что? – спросил Бэк.

– У никтозавров и птеранодонов, как правило, три летательных перепонки, – сказал Струм, снимая накидку и перчатки. – Первая, маленькая, спереди между кистью и плечом, – это пропатангий. Вторая, основная перепонка между рукой, крыловым (или летательным) пальцем, туловищем и ногой – это брахиопатангий. И третья, между ногами, – уропатангий. Некоторые длиннохвостые птерозавры ещё имеют маленькую летательную лопасть на хвосте, но у Ника её нет. Брахиопатангий чаще всего травмируется – любому крокодилу или акуле легче за него ухватить. Но и заживает он быстрее. Уропатангий редко травмируется, разве что хвост откусят. А пропатангий очень плохо заживает, образует спайки, нарушающие полёт. Тебе надо подучить анатомию птерозавров, Бэк. Анатомия – основа хирургии. Анечка, когда Ник проснётся, сделай ему заморозку. У него болезненная рана.

– Драгоценную заморозку тратить на птерозавра, когда её динозаврам не хватает! – возмутилась Анечка.

– У нас все пациенты равны, я тебе сто раз это говорил! Сделаешь заморозку. Двойную дозу.

– Ещё и двойную!

– Будешь спорить – тройную велю сделать! – повысил голос Струм. – И поддув выключите, чего он зря работает, Пит уже закончил с повязкой.

– Заморозка? – не понял Бэк.

– Это очень хорошее обезболивающее средство, – объяснил Струм. – Дефицит. Мне его тётя Аделаида с Аляски прислала по знакомству. Рана охлаждается, и болевые рецепторы не передают ощущение боли в центральную нервную систему. Ник вполне заслужил. Он добрался до нас почти без сознания, но из последних сил передал вызова. Археологов, правда, вызвать не успел. Ничего, к вечеру он проснётся и передаст сигнал. Валера, он проспит до вечера?

– Проспит. Я бы тоже поспал до вечера, – сказал анестезиолог Валера. – Когда усыпляешь других, самому тоже спать хочется, это профессиональная вредность. Кстати, о вредном: Анзу подобрал какого-то дефектного трицератопса младшего возраста, от которого за вредность отказались родители. Так ты распорядись, что с ним делать.

– Не может быть, – удивился Струм. – Трицератопсы своих не бросают. Пойдём познакомимся с найдёнышем.

– Я уже знаком, я ему сказки всю ночь рассказывал, – отказался Бэк. – Я пойду завтракать.

– Доктор сыт – больному легче, – процитировал известную динозавровую пословицу Трот, вынырнувший из-за магнолии. – Ну что, нашего героя заштопали? Слава летящим храбрецам, передающим информацию даже из вонючей пасти крокодила!

– Трот, трепло ты эдакое, почему до сих пор не на вызовах? Уже скоро десять часов! – возмутился Струм. – Там тяжёлые больные. Возможный инфаркт. Возможная язва желудка. Травма.

– Нету там никакого инфаркта, наверняка опять птеранодоновая пневмония, – возразил Трот. – И язвы нет, просто обжора объелся гастролитов. Да