Витязь на распутье - Валерий Елманов

На завтрак, невзирая на ранний подъем, мы с ним опоздали, и несколько встревоженная нашим дружным отсутствием Ксения отправила на розыски гвардейцев. Осторожно заглянувший в лабораторию Дубец вытаращил глаза, когда увидел, как мы с принцем, усевшись на полу – места на захламленном столе было мало, требовался простор, вот мы и переползли вниз – и наперебой тыча пальцами в чертежи, громко спорили.

– Но этот змеиный ров хорош только при достаточной ширине, иначе его преодолеет слишком много конницы, – доказывал я.

– Твой глупый голова ничего не понимать! Для того и мыслить совсем рядом копать другой – так проще, чем делать первый в сажень ширина, – кипятился хозяин терема.

И даже сдержанный кашель Дубца, которым тот дал знать о своем присутствии, не сразу привел нас в чувство, вернув в окружающий мир. Лишь спустя минуту мы услышали его и принялись рассеянно оглядываться – что за посторонний звук и откуда? Затем оба ошалело уставились на моего гвардейца, переглянулись и дружно рассмеялись.

– Там того, Ксения Борисовна на трапезу кличет, – пояснил свое появление Дубец.

Мы как по команде сожалеюще вздохнули.

– Потом вернемся, – предложил я. – Надо договорить.

– Да, – согласился Густав. – И я тебя убедить, что змеиный ров лучше всего учинять…

Однако после завтрака пришлось тащить залюбовавшегося царевной Густава в лабораторию чуть ли не на аркане – узнав, что на завтра запланирован наш отъезд, принц моментально забыл про особенности своих рвов и прочих сооружений, с умилением любуясь Ксенией, однако я оказался настойчивее.

Обсуждали мы с ним проблемы фортификации чуть ли не до обеда, а попутно я успокоил королевича относительно количества жертв нашего грядущего нападения на Эстляндию, заверив, что теперь-то точно учиню неприятелю самый настоящий блицкриг, при котором сведу к минимуму число погибших, постаравшись сделать так, чтобы оно не превысило двух сотен.

– Это много, – вздохнул Густав. – Если при каждый замок погибать две сотни, то…

– Всего две сотни, – пояснил я и уточнил: – За все время.

– Шутить, – понимающе кивнул принц.

– Нет, – мотнул головой я. – С войной шутки плохи. Сейчас, правда, я не готов тебе ничего рассказать, потому что тактика взятия крепостей мною до конца не отработана, но, когда мы выступим, ты сам убедишься, что будет все именно так, как я тебе обещаю.

– Но столь мало смерть… Как ты думаешь добиться такое?

– Говорю же, пока точно и сам не знаю, – решил я придержать кое-какие задумки. – Я, принц, как русский народ, который никогда не имеет плана действий, но зато страшен всем именно своей импровизацией.

– Я быть в Оверэйсел[19], – поморщился Густав. – Тогда я и видеть, яко Мориц Оранский брать города Энсхеде и Олдензал. Это быть за два лета до того, как я приехать на Русь. Спорить нет, он хороший воевода, но его люди…

– Его нападения ждали, – возразил я, – а наше будет неожиданностью, так что никаких кровопролитных штурмов.

– Больше всего погибать не при оборона, – уныло вздохнул королевич. – Больше всего погибать, когда воины входить в город. При взятии эти наймиты творить такое… – Он махнул рукой.

– Ах вон что… – протянул я. – Можешь быть спокоен, Густав Эрикович. В нашем войске наемники иные – грабить, насиловать и убивать не обучены, а чтоб не было соблазна, я приму дополнительные меры.

– Не обманывать? – настороженно покосился на меня Густав.

– При-инц, – с укоризной посмотрел я на него. – Я хоть и не королевич, как ты, но про то, что надлежит хранить верность своему слову, никогда не забываю. Будет приказ соблюдать строжайший порядок, а кара за его нарушение – расстрел на месте. – И негодующе фыркнул. – Еще не хватало, чтоб мои гвардейцы стали мародерами и насильниками.

Густав сразу заметно повеселел, а я подумал, что следом за моими ребятами придут московские стрельцы, которые и займут места в бывших шведских казармах. Пожалуй, навести порядок среди них будет куда тяжелее, чем среди своей неизбалованной гвардии. Тут уж без царского указа не обойтись, и я мысленно поставил себе очередную галочку-напоминание, чем надлежит заняться по прибытии в Кострому.

Да уж, не успел добраться до Годунова, а дел накопилось выше крыши – только вертись, поэтому я, коротко заметив Густаву, что перед смертью не надышишься, отказал принцу в просьбе погостить еще хотя бы несколько дней. Однако на один денек задержаться все равно пришлось, поскольку предстояло составить грамотку, адресованную его дяде Карлу IX, и принц затеял бурные дебаты по поводу текста начиная с первых же строк, то бишь с самого титула.

Честно говоря, я сразу заподозрил, что с его стороны такие споры вызваны лишь тем, чтобы потянуть время и не мытьем, так катаньем заставить меня притормозить на день наш с царевной отъезд. Как-то сомнительно мне было, что его дядька, невзирая на решительную победу над своим племянником, польско-шведским королем Сигизмундом, случившуюся аж семь лет назад, так до сих пор официально и не короновался.

Густав уверял, что это вызвано опасениями Карла – вдруг ему предъявит законные претензии еще один королевский племянник, герцог Эстрегётландский, который, будучи родным братом Сигизмунда, имеет куда больше прав на шведскую корону. И хотя тот в прошлом году официально отрекся от своих прав в пользу дяди, решив, по предположению Густава, что «лучше иметь синица в небе», Карл все равно колебался насчет коронации. Во всяком случае, королевич до сих пор не получал об этом никаких известий, хотя последний раз встречался с купцом из Швеции не далее как три месяца назад.

Именно поэтому Густав, зло кривя лицо – не иначе как вспомнил все невзгоды и скитания по Европе, – мстительно настаивал на формулировке в обращении к дядьке-узурпатору как к «первейшему лицу Совета и регенту Шведского королевства», а я упирался на короле.

Дебаты длились чуть ли не час, но тут с прогулки вернулась Ксения Борисовна и, узнав, в чем дело, предложила отложить спор, а позже написать титул в точности так, как Карла именует государь Дмитрий Иванович. На этом и остановились.

В дальнейшем благодаря ее присутствию составление чернового текста пошло куда быстрее, поскольку стоило царевне предложить свой вариант, то даже если он не совпадал или вовсе противоречил предложенному Густавом, принц, выдав очередную порцию восторгов и похвал ее уму, без колебаний соглашался на него.

Лишь в самом конце, уже после обеда, когда Ксения, заявив, что притомилась, покинула нас, Густав выразил сомнение в том, что, прочитав послание, Карл отвергнет его. Уж больно мягко и вежливо звучали формулировки.

– Так радоваться надо – тогда войны не будет, – не понял я.

– А как же я стану славен, коль она не случится? – резонно осведомился Густав.