Знак Потрошителя - Диана Удовиченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэри Энн дошла до последнего фонаря на Брейди-стрит и остановилась. Она прогулялась уже по всем улицам Ист-Энда – безрезультатно. Подумалось, что все же надо идти в «Сковороду». Ее знобило, мокрая одежда неприятно холодила тело. Как бы не заболеть… Если в трактире не найдется желающих быстрой любви, может, кто-нибудь хоть угостит джином и она согреется.
Из темного переулка между домами выступил силуэт. Мэри Энн присмотрелась: мужчина.
– Развлечься хотите, мистер? – привычно выкрикнула она.
Человек бесшумно приближался, ступая мягко, по-кошачьи. Вскоре он оказался рядом, остановился подле женщины, ласково улыбнулся. Взял за руку, повернул туда-сюда, осматривая предлагаемый товар. Мэри Энн не сопротивлялась: она привыкла к подобному обращению. Сейчас он ухватит за грудь, хлопнет по заду, потом решится на покупку.
Но клиент не торопился ощупывать проститутку. Он продолжал смотреть на нее.
– Пожалуй, я хочу развлечься, – едва слышно шепнул он.
Пальцы на ее запястье сжимались все сильнее, превратились в тиски, причиняя сильную боль. Женщина попыталась вырваться, но человек держал крепко. Тогда она скосила глаза, взглянула на него и застонала от ужаса. Когда казалось, спасения уже не будет, эти железные пальцы переломят ей кость, человек наконец отпустил ее, прошептал:
– Беги…
И она побежала в сторону Бакс-роу, звериным инстинктом выбрав самую темную улицу, надеясь затеряться, спрятаться во мраке. Задыхалась от невыразимого страха. Сил кричать не было. В непроглядной черноте Бакс-роу раздавалось только ее хриплое дыхание и топот ботинок по мокрым камням мостовой.
Из-за паники она не слышала ничего. Не услышала и шагов преследователя. Он налетел из темноты, сбил с ног, повалил на мостовую. Смеясь, задрал на ней юбку. Она лежала не шевелясь. Знала: если закричит, человек пустит в ход то, что сжимает в левой руке. Пусть он сделает свое дело и уходит, пусть. От нее не убудет.
Мэри Энн почувствовала, как с нее стягивают панталоны. Ничего, не впервой. Иногда приходилось уступать самым буйным клиентам бесплатно – жизнь дороже.
Она попыталась расслабиться, принять его в себя, может, даже изобразить удовольствие, лишь бы он не злился. Но он медлил – она физически ощущала голым телом его острый как нож взгляд. Человек застонал, в этом звуке были похоть, дикое желание, звериное возбуждение и… ненависть.
Острая боль пронзила лобок, потом еще раз, еще – теплое потекло по бедрам и ногам, капало с тихим звуком на мостовую. Он захрипел, учуяв запах крови, – дикий зверь, городской хищник.
Тогда она издала наконец слабый крик о помощи, но на лицо опустилась тяжелая рука. Твердые пальцы с силой сжали щеки, давя звук в зародыше. Мэри Энн молча заплакала. Острое, беспощадное вошло между ног, кромсая нежную плоть внутри, разрывая и вырезая то, что делало ее женщиной. Лезвие ходило взад-вперед. Убийца навалился на нее, в такт движениям руки подергиваясь всем телом, издали их можно было принять за любовников. Мэри Энн потеряла сознание от боли, мужчина коротко вскрикнул и упал на нее, извиваясь в конвульсиях наслаждения.
Потом он еще долго трудился над неподвижным телом. С удовольствием истинного художника, сумевшего воплотить прекрасный замысел, резал грудь и лобок. Вогнал инструмент в брюшину. Слой жира на животе с трудом подавался под лезвием. Пришлось резать по мясницки, в несколько приемов.
Наконец все было кончено. Живая игрушка, сколь ненавистная, столь и восхитительная, превратилась в неподвижную груду искромсанной плоти. В окровавленный кусок мяса. Он почувствовал легкое сожаление – не из-за ее смерти, конечно. Из-за того, что любимая работа была окончена. Такое разочарование и опустошение ощущает писатель, поставивший последнюю точку в романе, которому посвятил много времени. Вздохнув, он почти любовно погладил шею проститутки и одним движением перерезал ей горло от уха до уха.
Дан долго смотрел на вспоротую брюшину трупа. Аккуратные края раны, настолько ровные, будто резали тонким скальпелем или лазером, – несмотря на то что это сделано в несколько приемов. Но это не скальпель, слишком глубоко вспорота плоть. Нож с тонким лезвием? Дан приподнял край отрезанной фартуком брюшины, достал из кармана лупу, всмотрелся, толком не понимая, что ищет. На грязно-желтоватом слое жира он заметил крошечные черные точки. Из другого кармана вынул пинцет, осторожно взял одну из них. Это был короткий толстый волосок. А вернее, щетина с чьего-то подбородка.
– Она убита опасной бритвой, – уверенно сказал Дан. – До этого полиция искала хирурга или мясника. А возможно, надо было искать парикмахера.
Вдвоем они с Даном отправились в ближайший полицейский дом дивизиона J. В приземистом кирпичном здании Дан предъявил бумагу от комиссара Уоррена и прошел в инспекторскую, где изложил свои догадки. Сейчас же в Скотленд-Ярд был отправлен констебль с донесением.
– А мы теперь куда? – спросила Настя.
– Пройдемся по местным парикмахерским. Мне давно уже пора побриться.
Парикмахерские Ист-Энда представляли собой замызганные комнатенки на первых этажах домов. Здесь даже не имелось зеркал – такая роскошь была не по карману местным куаферам. Клиент, усаживаясь в кресло, не мог наблюдать за тем, что происходит с его волосами и щетиной. Но, кажется, это никого не смущало.
Сюда ходили только мужчины – женщинам стричься не полагалось, поэтому Настю везде встречали недоверчиво-удивленными взглядами. Мало того, что не место ей было среди мужчин, еще и вид ее говорил о достатке более высоком, чем у местных жителей. Однако делать нечего, Настя старательно изображала даму, которая сопровождает супруга.
Хозяин первого заведения был настолько стареньким и хилым, что едва держал в руках бритву. Дан заглянул к нему и тут же вышел. Покачал головой:
– Не может быть. У него сил не хватит человека прирезать.
Второй парикмахер, молодой и улыбчивый, был занят: в кресле перед ним сидел здоровенный возчик с намыленным лицом. Дан немного понаблюдал, как парень скребет его щеки бритвой, и предпочел удалиться.
– Что, не рискнул? – усмехнулась Настя. – У него бритва туповата. Обратил внимание? Несмотря на пену, аж скрежет стоит.
– Дело не в этом. Он правша. Не наш клиент.
Оставалась всего одна парикмахерская – в таком большом районе было всего три брадобрея. Местные жители не особенно заботились о своем внешнем виде, у большинства на это не имелось денег. Поэтому одни носили бороды, другие стриглись и брились дома.
Чтобы попасть в последнее заведение, потребовалось пройти через узкий переулок, свернуть в вонючую темную подворотню. Дан потянул на себя обшарпанную дверь, они вошли и оказались в обшарпанной крошечной комнатке, слишком убогой даже для Ист-Энда. Хозяин парикмахерской, огромный, широкоплечий и редкостно лохматый, казалось, занимал половину этой каморки.