Планета Ка-Пэкс - Джин Брюэр

В День памяти погибших моя старшая дочь с мужем и двумя маленькими детьми – сыновьями – приехали к нам погостить. Эбигейл – полная противоположность той самой женщине, которую я только что упомянул, – она всегда была хорошенькой, но никогда этого не сознавала. Думаю, что ни разу в жизни она не красилась, ни разу не делала никаких причесок, и ей абсолютно все равно, что носить. С самого рождения она была совершенно независима. Стоит мне подумать об Эбби, как я представляю себе длинноволосую, в брюках-клеш, девочку лет восьми-девяти, марширующую рядом с людьми, раза в два, а то и три ее старше, размахивающую плакатом о мире и с полной серьезностью выкрикивающую свои лозунги. Теперь Эбби – непрактикующий юрист, зато активистка всевозможных женских, гомосексуальных, гражданских и природоохранных групп, а также общества охраны животных. Почему она стала именно такой? Кто может мне это объяснить? Все наши дети, точно цвета радуги, совершенно разные.

Фрэд, например, из всех наших четверых по натуре самый тонкий. Ребенком его от книги было не оторвать, и очень влекла музыка. У него и до сих пор огромная коллекция записей бродвейских шоу. У нас никогда и сомнений не было, что его будущее в искусстве. Но каково было наше изумление, когда мы узнали, что он решил стать пилотом!

Дженнифер совсем другая. Стройная, красивая, но не такая серьезная, как Эбигейл, и не такая тихая, как Фрэд, она единственная из всех четверых решила пойти по стопам своего старика. С детства она любила биологию (правда, еще и вечеринки с подружками, и шоколадное печенье), и теперь она студентка третьего курса Высшей медицинской школы Стэнфорда.

Уилл, по прозвищу Фишка, наш младший, на восемь лет моложе Дженни. Наверное, самый талантливый из всей этой компании, он в школе один из лучших спортсменов, активист и пользуется большой популярностью. Точь-в-точь как в свое время Эбби – но в полную противоположность Фрэду и Дженни, – он почти не бывает дома, предпочитая проводить время с друзьями, а не с престарелыми родителями. И Фишка даже смутно не представляет, чего он хочет в жизни.

Из всего вышесказанного вытекает вопрос: что же все-таки главным образом формирует личность человека – генетика или среда? Но ни бесконечные опыты, ни дебаты не дали пока ясного ответа на этот существенный вопрос. Мне же тут ясно одно: несмотря на сходную генетику и среду воспитания, все четверо моих детишек отличаются друг от друга, как день от ночи или как лето от зимы.

Муж Эбби, Стив, – профессор астрономии, так что я, пока бифштексы шипели на гриле, рассказал ему о нашем новом пациенте, который, по-видимому, знает кое-что из его области. Я показал ему цифровые данные прота, относившиеся к созвездию Лиры, а также системе двойных звезд Агапэ и Сатори, вокруг которых вращалась предполагаемая планета, которую наш пациент называл «КА-ПЭКС». Просмотрев записи, Стив почесал свою рыжеватую бороду и хмыкнул – так он обычно делал, когда о чем-то задумывался. Вдруг на лице его появилась безжалостная усмешка, и он медленно, растягивая каждое слово, произнес:

– Это Чарли вас подучил, да?

Я стал уверять Стива, что он ошибается, что я понятия не имею, кто такой этот «Чарли».

– Отличная шутка, – сказал Стив. – Полный восторг.

И тут мой внучок Рейн – после безнадежной попытки выманить из-под крыльца нашего далматинского дога Ромашку – принялся постукивать по Стиву своим фрисби[8], пытаясь втянуть его в игру.

Я объяснил Стиву, что вовсе не шутил, и спросил его, почему он решил, что я над ним подшучиваю. Не помню его ответ дословно, но произнес он примерно следующее:

– Это то, над чем уже немало лет работают Чарли Флинн и его ученики. Включая двойную звезду в созвездии Лиры. Эта «двойственность» демонстрирует некую пертурбацию, возмущение в модели ее вращения, указывая на вероятность существования в ее системе огромного темного небесного тела, возможно, планеты. Как утверждал ваш так называемый пациент, эта планета, по всей видимости, вращается вокруг них каким-то необычным образом – Чарли считает, что она описывает восьмерку. Понимаете, к чему я клоню? Эта работа не опубликована! За исключением одного-двух коллег, Чарли пока никому о ней не рассказывал. Он собирался доложить об этом в следующем месяце на совещании астрофизиков.

– Откуда у вас взялся этот «пациент»? – спросил Стив, запихивая в рот горсть хрустящего жареного картофеля. – Сколько вьемени он у вас накодится? Его зогут не Чарли?

Было уже далеко за полдень, а мы со Стивом все еще пили пиво и болтали об астрономии и психиатрии, тогда как Эбби и моя жена время от времени ворчали на нас, умоляя прекратить разговоры о работе и хоть немного приглядывать за нашими внуками и детьми, бросавшими едой друг в друга и собаку. Первое, что мне не терпелось узнать у Стива, – это возможно ли путешествовать со светом. «Невозможно», – твердо ответил он, похоже, все еще не уверенный в том, что я его не разыгрываю. Когда же я спросил его, согласится ли он помочь мне доказать моему пациенту, что планета КА-ПЭКС – плод его воображения, Стив сразу согласился. Перед отъездом я дал Стиву список вопросов для доктора Флинна о системе двойных звезд: к какому типу звезд они принадлежат, каков их размер и яркость, за какое время они вращаются вокруг своей оси, чему равен год на предполагаемой планете и даже как – если смотреть с этой планеты – выглядит ночной небосклон. Стив пообещал позвонить мне и сообщить обо всем, что ему удастся разузнать.

Манхэттенский психиатрический институт находится в Нью-Йорке, на углу Амстердам-авеню и Сто двенадцатой улицы. Это частная учебно-исследовательская больница, кооперирующаяся с расположенной поблизости Высшей медицинской школой при Колумбийском университете. При этом МПИ совершенно независим от Психиатрического института Колумбийского университета, лечебницы общего характера с гораздо большим количеством пациентов, чем у нас. Мы называем его «большим институтом», а наш, в свою очередь, – «малым институтом». Мы принимаем лишь ограниченное число взрослых пациентов (от ста до ста двадцати максимум), и наш подход в их отборе необычен: это или пациенты, чьи заболевания уникальны, или те, на которых не действуют ни медикаменты, ни операции, ни лечение электрошоком, ни психотерапия.

МПИ построили в 1907 году, потратив на строительство чуть более миллиона долларов. Сегодня одно только здание стоит, сто пятьдесят миллионов. Территория вокруг больницы небольшая, но хорошо ухоженная: по бокам здания и позади него газон, вдоль стен и оград – кустарники и цветочные клумбы. А в центре того, что мы называем «нашим захолустьем», фонтан «Адонис в райском саду». Я люблю прогуляться в нашем пасторальном садике, послушать болтовню фонтана, пристально вглядеться в старые каменные стены. Ведь здесь прожиты почти целые жизни – и пациентов, и персонала. А у некоторых больных, кроме этого мира, никакого другого уже и не будет.

В МПИ пять этажей с четырьмя отделениями, пронумерованными в порядке возрастания интенсивности заболеваний. Первое отделение (на первом этаже) для тех, кто страдает лишь острыми неврозами или легкой паранойей, и тех, кому помогло лечение и они почти готовы к выписке. Остальные пациенты об этом знают и часто вовсю стараются получить туда «повышение». Второе отделение для пациентов (вроде Рассела и прота) с более тяжелыми недугами: параноидной шизофренией, с маниакально-депрессивным синдромом, а также для закоренелых мизантропов, и прочих, неспособных функционировать в обществе. Третье отделение подразделяется на 3А, где находятся пациенты с различными серьезными психотическими расстройствами, и 3В – для больных аутизмом[9]и кататоников[10]. И наконец, четвертое отделение для пациентов с психопатией, представляющих опасность для персонала и других больных. В их число входят некоторые из страдающих аутизмом, с постоянными, необузданными приступами гнева, а также люди, в основном ведущие себя нормально, но подверженные неожиданным приступам жестокости. В четвертом отделении также находятся клиника, лаборатория, небольшая научная библиотека и анатомический театр.