Кровная месть - Фридрих Незнанский

Он вытянулся и отдал честь. Я таких карикатурных милиционеров видел только в кино. Он покорял простотой нравов и знанием устава.

— И откуда же тебя, сердечного, выковыряли? — спросил я ласково.

Он моей ласки не понял и переспросил:

— В каком смысле?

— Откуда ты взялся, Дроздов? Я, слава Богу, Второй отдел знаю и таких занятных старших лейтенантов еще ни разу не видел.

— Новая волна, — подал голос Лаврик. — Согласно плану усиления органов московской милиции ободрали все районные отделы в области. Вы, мил человек, откуда? Чехов, Подольск или, может, Дмитров?

Нельзя сказать, чтобы этот парень совсем не реагировал на наше веселое хамство. Он моргал. Моргал, глядя на Лаврика, который и головы не поднял, потом моргал, глядя на меня. Наконец он понял, что мы от него хотим, и ответил:

— Я из Свердловской области приехал. Из Екатеринбурга.

— Ого! — хором произнесли мы с Лавриком.

Лаврику конечно же было весело, но мне было не до веселья, ведь этот уникум из Свердловской области должен был работать по делу о «стрелках». Я попросил его сходить попить газированной воды на втором этаже (он тотчас отправился!), а сам, игнорируя веселый смех Лаврика, стал названивать полковнику Романовой, легендарной Шуре Романовой, муровской начальнице.

Она подняла трубку после третьего звонка.

— Романова.

— Александра Ивановна, — начал я, — нижайший вам поклон из прокуратуры.

— Турецкий, ты, что ли? — спросила она. — Ну не тяни, чего надо?

— Это что же за кадры вы нам посылаете? — спросил я с глубокой обидой в голосе. — Я что, по-вашему, велосипедным наездом занимаюсь?

— Знаю я, чем ты занимаешься, — буркнула она. — Дроздов дошел до тебя или нет?

— Да уж как же, согласно уставу представился. Давно он у вас?

— С полгода уже. Ты не думай, он хлопец дельный, только прикидывается валенком. Говорит, у него имидж такой. Понимаешь, Саша, Слава Грязнов у нас политическую забастовку объявил.

— Чего?! — ахнул я.

— Именно так Позвонил вчера с утра и объявил забастовку. Кажется, у него канализацию прорвало. Матерится на чем свет стоит, даже меня, женщину, не стесняется…

— Дурака вы там валяете в своем МУРе, — раздраженно заметил я. — Я вот сегодня на парламентские слушания иду, так я там про вас все выдам.

— Не ты идешь, а Константин Дмитриевич, — поправила меня Романова. — А чем ругаться, ты бы послушал, что тебе Дроздов расскажет. Он до того, как ко мне попал, участковым был. Ты его спроси про это. Я потому его к тебе и направила.

Мы еще поговорили, Александра Ивановна рассказала мне анекдот про милиционеров, который хоть и принадлежал к ушедшей эпохе, но смешил ее до слез, на что я ответил чукотским циклом. Чувствовалось, что в МУРе все спокойно, несмотря на разгул преступности.

В половине двенадцатого мы с Костей сели в его служебную черную «Волгу» (как говаривали раньше, «Волга» партийного цвета) и поехали к «Белому дому». Я боялся, что чиновничество когда-нибудь начнет одолевать Меркулова, и потому каждый раз посматривал на него с подозрением — не началось ли? Он смеялся над моими подозрениями, но в его обращении с помощниками и секретарями уже появлялись нотки капризного барина, и я не мог этого не замечать. Я никогда не радовался его высокому назначению, понимая, что в его лице прокуратура потеряла опытного и талантливого следователя, не приобретя при этом ценного начальника. Когда он рассказывал о своих аудиенциях в верхних эшелонах власти, это было особенно заметно.

— Только не начинай снова, — предупредил он меня, почувствовав мое обличительное настроение. — Мне надо собраться для выступления. Понимаешь, парламент всегда исполнял роль социального театра. Нужна демонстрация деятельности, а не сама деятельность. Им нужны два-три афоризма и столбик цифр для антуража.

— Цинизм, — сказал я. — Вот еще одна черта закоренелого чиновника.

— В городе совершается уйма преступлений, — сказал Меркулов, глядя на московские улицы за окном. — Уголовники проникают в коммерцию и банковское дело, а о чем мы будем говорить на слушаниях?

— Знаю, знаю, — сказал я. — Об очередях на квартиры, о низкой зарплате и нехватке материального обеспечения. Кстати, это тоже правда. У Грязнова прорвало канализацию, и он уже второй день, вместо того чтобы ловить бандитов, вычерпывает дерьмо.

Он посмотрел на меня насмешливо, вздохнул и молвил:

— Надеюсь, это не все, что ты об этом думаешь.

— Я думаю только о том, зачем ты меня взял с собою, — заметил я.

Меркулов молчал, продолжая разглядывать улицы, как какой-нибудь турист из дальнего зарубежья. Забравшись высоко наверх, он был отгорожен от всех нас стеной секретарей, помощников и референтов. Но иногда и у него возникали проблемы, решить которые в кругу замов было немыслимо.

— В общем, после парламента заедем ко мне, — сказал он. — Там поговорим обо всем. А пока ты — мой референт, и вот тебе папка, которую ты будешь за мною носить.

Он передал мне папку, в которой был лист бумаги с цифрами судебной статистики, количеством преступлений по категориям и процентом их раскрываемости.

Я попытался щелкнуть каблуками, что плохо получается в сидячем положении, и отчеканил:

— Слушаюсь, гражданин начальник

Депутат Кис невский вел активную политическую жизнь, очень редко появляясь в Верховном Совете, но постоянно толкаясь в коридорах правительства и министерств. Рядом с ним постоянно находились двое телохранителей, тяжеловесных Мордоворотов из частного агентства. Нина специально заходила в это агентство поинтересоваться условиями найма и прейскурантом и выяснила, что нанимают туда в основном бывших спортсменов и демобилизованных десантников, а бывших милиционеров на дух не переносят. Во всяком случае, из этого вытекало, что депутат Кислевский не мучился финансовыми проблемами.

Это была ее работа — ходить за своей будущей жертвой и искать подходы. Она выяснила место расположения служебной квартиры Кислевского, его обычный маршрут, основные места пребывания и даже имена некоторых знакомых. Из газет она узнала, что Кислевский представлял избирателей какого-то уральского округа, хотя сам был родом из Молдавии. Противники называли его лоббистом промышленной мафии и теневым дельцом, на совести которого были уже миллиарды долларов, осевшие в зарубежных банках, но сторонники почитали его истинным демократом и «новым русским». Парламентская деятельность интересовала его меньше всего, и наличие хорошо оплаченной охраны было обусловлено вовсе не партийной борьбой.

Он был хорошо прикрыт, этот Кислевский, и, чтобы найти хоть какой-нибудь подход к нему, Нине пришлось поломать голову. Все рабочее время он находился в охраняемых учреждениях, проникнуть куда было возможно, но выбраться после выстрела было бы проблематично. На улице его охраняли мордовороты, а дом был под служебной охраной. Вечером он иногда загуливал в престижных питейных заведениях, в основном подпаивал нужных чиновников и деловых партнеров, но там его охраняли еще тщательнее. Оставались только выходные дни, когда он позволял себе маленькие слабости, например — выезд за город по воскресеньям или бассейн «Олимпийский» по субботам. Еще он играл в теннис и занимался выездкой, но нерегулярно.