Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Со своей стороны, я сразу же занял позицию, не претендующую на знание предмета, заявляя, что я являюсь экономистом-международником и с социологией только начинаю знакомиться.

Ги де Ляшарьер, исполняющий обязанности директора департамента, относился ко мне не только со вниманием, но и просто по-дружески. Во время войны Ляшарьер работал на дипломатической должности в посольстве Франции в Москве и сохранил к России самые тёплые чувства. Его отношение ко мне сыграло исключительную роль в том, что я как-то закрепился в ЮНЕСКО. В департаменте были и другие люди, проявляющие ко мне полную доброжелательность.

Помню, как-то в мою комнату зашёл редактор журнала «Социология», который выпускался в департаменте, Фридман. Он был человеком большой эрудиции, знающим несколько языков, в том числе и русский, пассивно, но на достаточно хорошем уровне. То ли специально, то ли так получилось, Фридман сказал мне, что перечитывает «Войну и мир» Льва Толстого и спросил, не знаю ли я, как переводятся с русского и что означают некоторые слова, которых нет в словарях: «доезжий, ловчий, выжлятник». Я объяснил ему, что это охотничьи термины и рассказал, что они обозначают. Тогда я не придал этому значения, но этот маленький эпизод сыграл в моём пребывании в ЮНЕСКО определенную роль. Через некоторое время мой секретарь рассказала мне, что Фридман, который пользовался в департаменте и вообще в ЮНЕСКО большим авторитетом, при достаточно широкой аудитории наших коллег заявил, что новый молодой русский сотрудник является настоящим интеллигентом, и он, Фридман, может это с достоверностью утверждать.

Особо хочу сказать о двух девушках-секретарях в моем отделе. Одна из них — канадка Адет, она была секретарём руководителя отдела англичанина Филипса, но значительную часть времени работала со мной, так как Филипс часто находился в командировках, а вторая — француженка Мари, собственно мой секретарь. Как я сейчас понимаю, они делали 90 % моей работы. Например, при поступлении какого-либо письма, запроса и тому подобного они подбирали соответствующие документы, относящиеся к запросу, составляли коротенькую справочку, о чём идёт речь, если вопрос был ранее известен, и прилагали проект (draft) ответа на моё одобрение. Иногда я что-то поправлял, но обычно ставил на проекте свои инициалы, и это означало, что письмо можно готовить начисто за соответствующими подписями: моей, начальника отдела, начальника департамента и т. д.

Спустя примерно год был назначен новый директор нашего департамента, это был известный учёный из Англии профессор Маршалл, который согласился занять эту должность только по одной причине — зарплата в ЮНЕСКО была несравненно выше той, которую он получал за все свои труды в «London School of Economics». В ЮНЕСКО он прибыл уже в предпенсионном возрасте, имея в виду получить также высокую пенсию по линии международной организации. Быстро выяснилось, что Маршалл с большой симпатией относится к России. Это были ещё годы, когда, несмотря на разгар холодной войны, многие сохраняли уважение и даже дружеские чувства к России, разгромившей гитлеризм. Его отношение ко мне значительно укрепило моё положение и дало мне возможность держаться более свободно, т. е. иногда уходить раньше, выезжать в город днём. Хочу напомнить, что главной для меня была не работа в ЮНЕСКО, а разведывательная работа, за которую с меня спрашивали в нашей резидентуре в Париже.

Где-то в середине срока моего пребывания в Париже произошёл такой случай. Чиновник, занимающийся административными вопросами в нашем департаменте (бюджетные расходы, командировки, работа технического персонала и т. д.), некто Ашкенази попытался 2–3 раза сказать мне, что он не сумел меня застать на рабочем месте, фактически сделал мне замечание в связи с моими частыми отлучками. Я не могу исключить, что он сотрудничал с французской контрразведкой и специально приглядывал за мной. «Надо что-то делать, — подумал я, — иначе этот тип будет всё больше и больше ставить мне „палки в колёса“ и осложнит мою жизнь». План ответных действий был исключительно прост.

Как правило, сотрудники ЮНЕСКО опаздывали на работу на 10–15 минут. Отношение к этому было терпимое, но, как я рассказал выше, Ашкенази однажды заявил мне, что он ждал моего появления на рабочем месте чуть ли не в течение часа. И вот я, придя пораньше и удостоверившись, что Ашкенази ещё нет на месте, открыл дверь своего кабинета, разложил бумаги и стал ждать, когда же он пройдет в свой кабинет. Вопрос к нему был у меня также заготовлен. Мне повезло, Ашкенази опоздал минут на 30. Я тут же, с бумагами в руках, догнал его в коридоре и, зайдя вместе с ним в его кабинет, «взволнованно» сказал, что я чуть ли не час жду его, так как сам профессор Маршал, т. е. наш директор департамента, просил меня доложить о подготовке конференции, а все финансовые и организационные вопросы зависят от него, Ашкенази.

Ашкенази, державшийся за место в ЮНЕСКО двумя руками, был искренне перепуган, всячески извинялся, но самое главное, после этого не только не пытался делать мне замечания, но раскланивался со мной ещё издали, выражая «своё почтение».

Вместе со мной работали две молодые женщины, мои ассистентки. Одна из них — индуска, дочь крупного чиновника правительства Индии, с хорошим университетским и домашним образованием, и в то же время — сама скромность и олицетворение добросовестности в работе. Любопытно, что она была полной вегетарианкой и одевалась только, по индийскому обычаю, в сари. Я вернусь к ней позднее в связи с моей командировкой в Индию.

Вторая ассистентка была француженка, очень симпатичная женщина лет двадцати семи, незамужняя. Она работала по временному контракту в связи с каким-то специальным проектом ЮНЕСКО. Контракт ее заканчивался, и она, имея отличное образование не только французского университета, но и английского колледжа, искала себе подходящую работу в международных организациях. Однажды, обедая вместе с другими сотрудниками департамента в столовой ЮНЕСКО, я услышал, как она рассказывала, что получила положительное решение о приёме её на работу в одно из самых секретных подразделений штаба НАТО (в то время штаб был в Париже). Доложив об этом нашему резиденту, я получил подтверждение, что это место для разведки имеет несомненный интерес (я и сам был в этом уверен). Тут же было получено задание — попробовать провести вербовочную разработку моей коллеги.

Не теряя времени, в один из ближайших дней я дождался, когда Надин собралась уходить домой, и как бы случайно предложил подвезти её до дома, зная, что машины у неё нет. Всё прошло отлично, разговор принял уже личный характер и закончился выражением обоюдной симпатии. События развивались стремительно: за короткий промежуток времени мы 2–3 раза поужинали, и я сделал ей небольшой, но симпатичный подарок ко дню рождения. Выяснилось, что Надин, как и многие женщины, совершенно не интересуется политикой, и разговора на темы «о преимуществах социализма и язвах, недостатках в странах капитала» явно не получились. За это время контракт Надин в ЮНЕЭСКО закончился, и она действительно перешла на работу в интересующее нас место. Возник вопрос, как говорят в разведке, «о вербовочной базе».

Материальная основа не вырисовывалась, так как она была из обеспеченной семьи и поступила на работу с весьма приличной для Франции зарплатой. Идеологическая основа, видимо, требовала больших усилий и длительного времени, и её успех также вызывал сомнение.