Парламент Ее Величества - Евгений Шалашов

Эрнст Иоганн был не хуже и не лучше других. «Добрые» люди говаривали, что Бюрен, как и прочие остзейские дворяне, напивался, бил жену (Анне приходилось смириться с тем, что ее фрейлина приходит с синяками!), дрался с родными братьями и гнусавым голосом пел песни, совершенно незнакомые Анне. Но что ценно – будучи пьяным, Эрнст Иоганн не показывался на глаза герцогине.

Фон Бюрен не стал дожидаться, пока лакей нальет ему вино, вырвал из его рук бутылку и нацедил себе полный бокал. Задрав голову вверх, начал пить мощными глотками, словно лошадь.

– Как дети? – поинтересовалась Анна, подождав, пока Эрнст Иоганн допьет.

– Петр зегодня ходил зо мной на конюшня, – сказал Эрнст Иоганн, с долей отцовской гордости. – Он уже может зидеть на рыжей мерин.

Фон Бюрен говорил по-русски неплохо, хотя ему не давалась буква «с» в открытом слоге. Впрочем, клятая «с» давалась немногим. Разве что Остерману, разговаривавшему по-русски, как московский купец.

– Твой сын будет таким же молодцом, как и ты, – улыбнулась Анна. – Объездит всех лошадей. – Подумав, улыбнулась: – А заодно и всех девок.

Довольный Эрнст Иоганн заржал, выставляя крупные и желтые – как у жеребца – зубы. Выпив еще вина, вздохнул:

– Бенигна Готлиба прозила передать, что у кормилицы нет достаточного количества молока.

– Как так? – удивилась Анна.

– О, майн киндер отличает завидным аппетитом! Выдаивает обе груди насухо, как маленький пфэрт – жеребенок! – снова заржал фон Бюрон. – Девка жалобилась, что кормит лишь Карла Эрнста, а на ее Яниса молока не хватает. Но скоро молока не будет хватать и на одного.

Анна для приличия улыбнулась, но опечалилась. Стало быть, искать новую кормилицу. Среди дворовых девок кормящих матерей нет. Стало быть, придется нанимать кого-то из немок или чухонку. У-у, коровы! Опять деньги! Но ради Карлушки ничего не жаль.

– Скажи Бенигне, что я велела поискать новую мамку. Или пущай будут две. Денег дам.

Анна уже приготовилась идти в спальню за сундучком, но Эрнст Иоганн остановил ее.

– Не надо денги, нихт денги, – замотал головой. – Я уже отдал Бенигне Готлибе два талер. Эттого хватит.

– А где ты деньги взял? – удивилась Анна. – Мы ж, милый друг, вчера с тобой о том говорили. Ты сказал, что нету у тебя денег, надобно занять у кого.

– Я был зегодня у герр фон Бракеля, – пояснил Бюрен. – Он дал мне в долг тызячу талеров.

– Тысячу?! – недоверчиво протянула герцогиня Курляндская.

– Йа, йа, тызячу талеров. Я уже распорядился оплатить взе долги, – бодро продолжил Эрнст Иоганн. – Также велел отправить человека к портному. Шмулькель явится к вечеру, за меркой.

– Милый, когда же ты все успеваешь? – сказала Анна, пытаясь придать голосу нежность. Получилось плохо, но Эрнсту Иоганну было приятно.

– Я рано встал нынче, – туманно пояснил фаворит, не желая уточнять, что на дворе уже давным-давно белый день, а пока Анна спала, все добрые люди успели переделать множество дел.

– А что это на Бракеля-то нашло? – поинтересовалась герцогиня. – Он, что, с похмелья был, али как? Пансион из Москвы токмо в апреле придет. Ему ж месяц отдачи ждать.

Лифляндский дворянин фон Бракель уже не раз ссужал и ее, и Эрнста Иоганна деньгами. Обычно сумма не превышала две сотни талеров. А что такое две сотни талеров? Так, нелепица. Правда, в России посадская семья живет на три рубля в месяц, почти те же три талера, но зачем мужикам деньги? Хлеб с квасом едят, луком закусывают, а что им еще-то нужно? Чай, дорогие платья покупать не нужно – холстом с рогозой обойдутся, дров сами нарубят и воды наносят.

В отличие от прочих баронов, фон Бракель давал деньги без процентов. Правда, взамен Анна давала рекомендательные письма для его многочисленных родственников и знакомых, коих нужно было пристраивать в гвардию или на какую-нибудь мелкую должность при дворе. Анна ненавидела писанину, а Бюрен не умел по-русски ни читать, ни писать. Посему фон Бракель приносил уже готовое письмо, а герцогиня лишь бегло просматривала текст (а то и вовсе не читала) и ставила подпись.

Интересно, что хочет немец за тысячу? Верно, протолкнуть кого-то из племянников в унтер-офицеры, минуя службу в нижних чинах? Удастся ли? Родной дядюшка по матери, генерал, но присвоить гвардейцу унтер-офицерское звание может лишь государь. Что, новой царице Лизке кланяться придется?

– Майн либер Анна, мое высочество, – начал он, взяв ее руку в свою. – У меня иметь для вас новость. Фон Бракель был на Москоу, он прибыл оттуда только утром.

– Какие новости? – вскинулась герцогиня, жадная до всяких слухов и сплетен. – Как там, Палашка-то не понесла от своего генерала?

Анна слегка завидовала младшей сестре, худосочной Палашке, имевшей мужа. За последние годы сестрица раз пять была в тягости, но разрешалась до срока. Но камергер повел разговор о другом:

– Из Москоу нихт выезда и въезда. Фон Бракель давать два рубль караульный, чтобы его выпустить из город. Верховный тайный зовет не мошет решать – кто исть э-э… кто бутет новый русский царь.

– Так кто будет? – хмыкнула Анна, прекрасно знавшая всех претендентов на русский престол. – Кто-то из семени дядюшки мово, императора покойного. Либо сынок малолетний сестрички Анны, либо Лизка…

Фон Бюрен замотал париком, ровно лошадь гривой.

– Нихт зынок Анны, нихт принцесса Элизабет.

– А кто же тогда? – спросила Анна, пытаясь вспомнить – нет ли еще кого среди ее двоюродников. Может, какой-нить выблядок государев? Мало ли с кем Петр Алексеевич шашни крутил, когда в Голландии да в Англии шлялся. Верно, не одной девке кабацкой подол задрал. Или нашелся в Римской империи бастард невинно убиенного царевича Алексея?

– Фон Бракель иметь зекретный разговор с бароном Остерманом. Хер Остерман зообщил ему, что Тайный зовет иметь намерение предложить престол вам, майн либер фрау!

– Мне? Престол? – опешила правительница. – А на кой он мне, престол-то этот?

От изумления фон Бюрен едва не откусил край бокала. Ладони, не ведавшие перчаток, сжались в кулаки. Камергер засопел, нижняя челюсть отвисла, а лицо стало наливаться красным, словно он без меры выпил пива.

Анна не любила видеть фаворита в таком состоянии. Еще немного, и он начнет орать и брызгать слюной. Правда, на нее самую он еще ни разу голоса не повышал, но приходилось видеть, как Эрнестушка кричит на жену или слуг.

Эрнст Иоганн вовремя взял себя в руки. Видимо, понял, что его любовница – это не Бенигна Готлиб.

– Анна, вам следует хорошенько подумать, прежде чем отказываться, – начал фон Бюрен. – Русский престол – это есть власть, деньги. Императорская корона украсит вашу голову. Подумайте!

– Я подумаю, – непривычно кротко ответила Анна, уставясь в солонку, которую слуги не удосуживались убрать со стола. Переведя взор на Эрнста Иоганна, вздохнула: – Я, друг мой сердечный, не девочка уже. Престол русский мне еще никто не предлагал. Мало ли что на Москве болтают. Помнишь, болтали, что первую жену Петра Алексеевича из монастыря вытащат да на трон посадят? Кто же фон Бракелю правду-то скажет? Кто он такой-то? Дворянишка мелкий, худородный. Никто из сильных людей с ним даже и разговаривать не станет.