Рыцарь Хаген - Вольфганг Хольбайн

— Не стоит. Скорее я должен напомнить тебе, что ты несешь ответственность за всю Бургундию, брат. Не только за этот город — за целую империю. Твоя жизнь не принадлежит тебе одному, и ты не имеешь права ставить ее на карту ради какой-то химеры!

— Брунгильда не химера! Она существует, и я стану ее освободителем.

— Брунгильда! — Если бы в этот момент случилось землетрясение, Хаген был бы поражен не меньше, — Ты собрался… правительницу Изенштейна… Ты хочешь заполучить ее в жены?

Гунтер решительно кивнул:

— Хочу и получу.

— Но это невозможно, пойми же, — не унимался Гизелер. — Никто ее не видел… — Он умоляюще взглянул на Хагена. — Скажи ему, дядя Хаген! Если он кого-то и послушает, то только тебя! Скажи ему, что нет никакой Брунгильды. Он гонится за химерой.

Хаген подавленно покачал головой:

— Боюсь, ничего не получится, Гизелер.

«Почему бы этого и не сделать? — лихорадочно думал Хаген, — Почему бы не солгать единственный раз — быть может, это последний шанс предотвратить безумную затею Гунтера».

Но он поклялся служить королю верой и правдой — так же как до этого его отцу. Он не сможет жить с этой ложью.

— Брунгильда существует, и было бы откровенной ложью утверждать, что это не так, — грустно промолвил он. — Мне очень жаль, Гизелер, — Он повернулся к королю: — Но Гизелер прав — взять ее в жены нереально.

— Почему же? — взвился Гунтер, — Я король и равен ей по крови, а то, что о ней рассказывают, меня не пугает, — Он с вызовом уставился на Хагена и, внезапно сжав кулак, с такой силой ударил по столу, что его бокал опрокинулся. Вино, словно пролитая кровь, закапало на пол. Хаген содрогнулся, — Мне не по нраву, что со мной здесь разговаривают как с неразумным ребенком из-за того лишь, что я единственный раз подумал о себе, а не о королевстве. Бургундия! Бургундия — это я! И я не собираюсь ни перед кем отчитываться в своих решениях.

Хаген был обескуражен: подобного взрыва он не ожидал от Гунтера.

— Брунгильда, — пробормотал он, — Почему именно она? То есть… Ты хорошо обдумал свое решение?..

— Да, обдумал, — оборвал его Гунтер.

— Я и не собираюсь его оспаривать, — невозмутимо продолжал Хаген, — Но до сих пор никто из тех, кто отправился за ней в Исландию, не вернулся.

— Хаген прав, — вмешался Гизелер. — Если она и существует — хотя я в это все равно не верю, — то ни один смертный не способен помериться с ней силами. Она тебя убьет, как и всех остальных, кто пытался это сделать. Ведь она ведьма.

Хаген согласно кивнул:

— Говорят, сам Один дает ей магическую силу.

Лицо Гунтера омрачилось. Рука потянулась к серебряному кресту, висевшему на цепи поверх мантии.

— Чушь! Один! Колдовство! Я не желаю слушать эти языческие бредни! Решение принято. Как только растает снег, я отправляюсь в поход. И ты, Хаген, идешь со мной. Сотня лучших воинов будет нас сопровождать. — Он злобно рассмеялся: — Посмотрим, чего стоят силы Одина против ста бургундских клинков.

Хаген промолчал. Гунтер оскорбил богов — и не важно, существовали они или нет: он был не прав. Но протестовать не имело смысла: король разгневается еще сильнее. Слишком долгим был поход Хагена. Если бы он был здесь в тот момент, когда Гунтера осенила эта безумная идея, — быть может, ему и удалось бы что-то изменить. Теперь было уже поздно.

Гунтер продолжал:

— Я уже отдал приказ готовить ладьи. С попутным ветром и Божьей помощью мы за две недели доберемся до Тронье. Там дождемся, когда растает лед и будет свободен путь в Исландию. С наступлением лета мы будем стоять у подножия Изенштейна.

Хаген уже не слушал его. Брунгильда! Одно упоминание этого имени внушало трепет. Никто не мог знать, что ждет их в Изенштейне. Может, древние руины, где путника подстерегает гибель, а может — неприступная крепость дочери Одина. Хагена не пугали далекие просторы Исландии и встреча с последней из валькирий. Его ошеломила неожиданная непреклонность Гунтера: он не узнавал своего короля. Состояние рассудка Гунтера начинало внушать опасения.

— Так ты отправишься со мной? — Это не было вопросом. Даже просьбой. Это был приказ.

— Да, мой король.

Гунтер едва подавил довольную улыбку:

— Я знал, что могу на тебя положиться, Хаген, — Он поднял кубок и наполнил его до краев. Хаген же не почувствовал вкуса вина.

Гизелер вздохнул, но не произнес ни слова. Фолькер и Эккеварт тоже молчали. Хаген пожалел, что здесь не было Гернота, среднего из царствующих братьев. Уж если кто-то и мог призвать Гунтера прислушаться к голосу разума, то это был именно он.

Чтобы сменить тему, Хаген осведомился:

— А где твои мать и сестра, мой король?

— Кримхилд неважно себя чувствует. А Ута сидит с ней и утешает дочь.

Хаген вздрогнул:

— Кримхилд заболела?

— Ей что-то приснилось. — Гунтер пожал плечами и поморщился, — Она еще дитя и слишком много значения придает снам и глупой болтовне.

«Так же как и я, по-твоему», — подумал Хаген. Вслух, разумеется, он не стал этого говорить. Гунтер был очень возбужден и от любого неосторожного слова мог взорваться. Он рассчитывал на поддержку Хагена, и в некотором смысле надежды его не оправдались, а самоуверенность была поколеблена. Быть может, Хаген упустил подходящий момент. Быть может, ему и удалось бы отговорить Гунтера. Но только с глазу на глаз.

— Я устал, — молвил Хаген. — Поход был трудным, мои старые кости дают о себе знать. Могу ли я удалиться?

— Ну иди. — Гунтер неожиданно смягчился, — Отдохни хорошенько. Сегодня вечером тебе от нас так просто не отделаться. Предупреждаю: если не расскажешь несколько новых историй, Фолькер сожрет тебя живьем.

Музыкант в подтверждение кивнул и состроил свирепую физиономию. Хаген почувствовал, как тот расслабился. Всем была неприятна стычка братьев, да и присутствовать при этом было в высшей степени мучительно. Хаген поднялся, поклонился королю и вышел из тронного зала.

Однако первым делом он направился не к себе, а свернул в другую сторону, к западной башне, где находились покои Кримхилд и ее матери.

Шаги его гулким эхом раздавались в пустых коридорах. Эта часть крепости словно вымерла, предпраздничная суета едва слышалась здесь. Полумрак освещаемых тлеющими факелами коридоров напомнил Хагену о родине, о Тронье, о долгих зимних вечерах в далеком северном замке, лютой стуже и завывании ветра. Что это было? Тоска по родине? Нет, Вормс стал ему второй родиной. К тому же он был воином и привык к постоянным скитаниям.

Да, возможно, в родных краях придется оказаться раньше, чем он предполагал. Если не удастся отговорить Гунтера…

Он отворил низенькую, обитую железом дверь и огляделся в полутемной комнате. Здесь было прохладно и сыро, но воздух пах розовым маслом. Присутствие женщины скрашивало суровую обстановку: вышитая подушка на кровати, пестрая занавеска и другие мелочи придавали жилищу уют и тепло. Хаген не часто сюда заглядывал, но всякий раз испытывал странное чувство — будто здесь он находил то, чего не хватало в его жизни; это было что-то важное, с чем он никогда и не был знаком.