Звезда упала - Владимир Алеников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Язык-то здесь чем виноват?.. — пожала плечами Надя. — Это люди, а не язык.
— Разве ж это люди?! — жёстко возразила Вера.
Больше они уже ни о чём не говорили, вплоть до самой конторы. Мысли бродили разные, но озвучивать их ни той, ни другой не хотелось.
Молча дошагали они до площади, молча вошли в здание, молча принялись за работу.
К рассвету всё Дарьино погрузилось в сильный густой туман. На расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно.
Надя и Вера, с трудом пробираясь сквозь белёсое марево, подошли к сельсовету с разных сторон, Надя на пять минут раньше.
— Это ты, Вера? — окликнула она подругу, не столько увидев, сколько услышав её приближение.
— Я, кто же ещё, — тяжело дыша, ответила Вера, тёмным силуэтом возникая из молочной мглы. — Ну и туманище. И не спадает нисколько… Я с пяти утра на ногах, уже он вокруг лежал. А теперь, по-моему, даже сильней стал. Который час?
Надя посмотрела на ручные часы, Колин подарок на годовщину свадьбы.
— Без четверти семь. Сейчас уже появится. С минуты на минуту. Если, конечно, не заблудится в этой жути.
Вера поставила свой чемодан рядом с Надиным, села на него. Она устала, чемодан был тяжёлый, неудобный, тащила издалека, часто меняя болевшие теперь руки.
Надя, подумав, тоже уселась рядом.
Подруги напряжённо вглядывались в клубящуюся серую муть, тщетно прислушивались к ней. Звуки были обыкновенные — кричали петухи, брехали собаки, мычали коровы.
Прошло полчаса, деда всё не было.
— Похоже, и вправду заблудился, — забеспокоилась Вера. — Да и немудрено, я сама чуть не сбилась. Может, пойти навстречу, поискать?
— Погоди-ка… — прервала её Надя. — Тише!..
Ей всё явственней слышался поначалу еле внятный шум приближающейся телеги.
— Да вот и он, лёгок на помине, — обрадовалась она. — Слышишь, колёса скрипят…
И приложив ладони ко рту, закричала:
— Дядь Сеня-я-я-я-я!
Дед Семён, однако, не отозвался.
— Давай вместе, — предложила Вера.
И они стали кричать уже вдвоём:
— Мы зде-е-е-есь!!! Сюда-а-а!
Ответа, однако, по-прежнему не было. Хотя скрип колёс безусловно стал сильнее. Правда, к нему добавился ещё какой-то необычный шум.
Только когда из белёсой тьмы начали возникать тёмные фигуры, стало ясно, что это был топот сапог.
Много людей шагало в ногу.
Вера и Надя, онемев от ужаса, наблюдали, как, постепенно вырисовываясь в тумане, возникали, как в страшном сне, какие-то большие военные машины и многочисленные люди в чужой военной форме — немцы.
Раздалась отрывистая немецкая команда, и всё разом остановилось. Солдаты, оказавшиеся рядом с ними, с интересом поглядывали на перепуганных подруг, посмеиваясь, перебрасывались шутками.
В жутковатой давящей тишине неожиданно раздался новый звук, вскоре оформившийся в шум мотора. Шум быстро рос, дошёл до предела, и вот уже из тумана вывалился, как странное железное чудовище, огромный чёрный блестящий автомобиль. Он остановился прямо напротив молодых женщин.
«Опель-Адмирал» — машинально прочла Вера витиеватую надпись на капоте.
Дверца распахнулась, и из недр чудовища сноровисто выскочил молодой светловолосый человек в офицерской форме. Он обаятельно улыбнулся и, галантно раскланявшись, начал что-то неспешно говорить по-немецки.
— Что он говорит? — прошептала Надя. — Переводи. Ну!..
Вера, как будто только и ждала этой просьбы, тут же стала переводить. Офицер изъяснялся на очень хорошем немецком языке, почти классическом, она понимала его с лёгкостью, именно такому языку её учили в институте.
— Разрешите вас приветствовать, милые дамы, — говорил он, — от имени немецкого командования. Позвольте представиться, обер-лейтенант Генрих Штольц. Я буду комендантом вашего поселения. Вам не о чем беспокоиться. С этой минуты вы находитесь под моей опекой и защитой.
Немец замолчал, вопросительно переводил взгляд с одной на другую, видимо, ожидал какой-то реакции.
— В общем, его Генрих зовут, — потерянно повторила Вера. — Он наш комендант теперь. Будет нас защищать. — Дождались защитников!.. — горько заключила Надя.
Спустя полчаса туман начал редеть, и ещё через час бесследно рассеялся. Взошло солнце, осветив запруженную народом площадь. Все оставшиеся в посёлке дарьинцы, главным образом женщины и старики, собрались здесь.
Вера и Надя стояли среди остальных. Разговор с любезным немцем продлился недолго. Приятно удивлённый Вериным знанием немецкого, новый комендант Дарьино рассыпался в комплиментах. Потом представил молодым дамам своего адьютанта Петера Бруннера, высокого худого человека с острым, как у кулика, носом, после чего раскланялся, сославшись на срочные дела.
Перед уходом, однако, комендант настоятельно посоветовал им никуда не уходить с площади, на которой очень скоро начнётся всеобщее собрание.
Идти домой действительно не имело смысла, так как немцы, наоборот, начали сгонять всех сюда, к сельсовету. Таким образом подруги оказались по-прежнему привязаны к своим чемоданам, тащили их за собой, вызывая недоумённые взгляды односельчан.
Из дверей здания вышли трое — сам Генрих Штольц, уже известный Наде и Вере его адъютант Петер и третий, невысокого росточка человек в штатском, с серым лицом, оказавшийся переводчиком.
Генрих сделал шаг вперёд, поднял руку, и на площади воцарилась полнейшая тишина.
Он больше не улыбался, серьёзным, внушительным взглядом обвёл стоящую перед ним толпу и, выдержав небольшую паузу, начал говорить, периодически останавливаясь, чтобы дать возможность перевести свои слова.
Надя, которой Вера успела объяснить, что Генрих разговаривает на классическом немецком, который звучит весьма красиво, даже изысканно, раздражённо повела плечом. Для неё голос немца раздавался очень жёстко, отрывисто, звуки чужой, непривычной лающей речи производили ужасное впечатление.
Она вгляделась в лица слушателей и с удовлетворением убедилась, что посельчане точно так же воспринимают эту незнакомую речь.
— Ваш посёлок оккупирован немецкой армией, — говорил Генрих Штольц через переводчика. — Немецкое командование поручило мне наладить в вашем поселении нормальную трудовую жизнь. И это поручение будет выполнено во что бы то ни стало. Комендантская рота, дислоцированная здесь, будет всячески этому способствовать. Все до одного жители обязаны трудиться и соблюдать трудовую дисциплину. Только так вы сможете обеспечить себе достойную спокойную жизнь. Исключением из этого правила могут являться только больные, освидетельствованные нашим врачом. Я не потерплю лентяев, отлынивающих от работы. Они будут жестоко наказываться. Также предупреждаю — в случае попыток бегства из посёлка беглецы будут незамедлительно пойманы и приговорены к высшей мере наказания — смертной казни! Генрих сделал большую паузу, вновь обвёл тяжёлым взглядом замершую толпу.