Холодный - Аселина Арсеньева

— А теперь приляг. Лекарство делает свою работу, а ты сделай свою. Поспи, я в пределах слышимости. Позови, если понадоблюсь.

Я поцеловал ее в макушку и вышел. Я!?

Все оборонные и разумные мысли в виде не создавать привязанностей, общаться по острой необходимости, меркнут рядом с Ангелиной. Арсений — как она произносит мое имя! Неужели настолько почувствовала меня, что угадала его? Оно мне теперь даже нравится. Что со мной не так? Ладно, спать. Может к утру голова на место встанет.

4.1

Ангелина

Я всегда с брезгливой жалостью относилась к людям, попавшим в мою ситуацию, и считала, что бесполезно чинить то, что уже надломлено. Но сейчас еще и дня не прошло, как я очнулась, а все произошедшее кажется мне каким-то плохим сном. Словно все подернуто дымкой и было не со мной. Только тянущая боль по телу не давала списать все на сон.

Марк… Обида, ненависть, желание заставить мучиться троекратно… — ведь это должно занимать мои мысли? Но нет! Конечно, я киплю только об одной мысли об этих подонках, я хочу заставить их ответить за все. Не сомневаюсь, они поплатятся. Я хочу убить их морально и наказать физически, но еще больше я хочу жить дальше, использовать каждую отведенную мне минуту правильно! Вытащить отсюда моего глупого, непонятно чего боящегося спасителя и жить! Ведь жизнь может оказаться короче, чем кажется.

Как он смотрел на меня, пока я ела! Видно, тоже голодный. Я ведь заметила, что у него даже тарелка одинокая: большая, алюминиевая, с закругленными наружу краями и дном, усыпанным мелкими вмятинами — больше напоминает миску, чем тарелку. Кружка тоже металлическая, не в лучшем состоянии, зато большая, наверное, больше чем на пол-литра. Картошку он мне принес завернутую в лоскуток, и расстелил его передо мной, присыпав клубни солью. Даже хлеба нет. Хлебцы, принесенные из аптеки, он аккуратно раскрыл и положил передо мной, как диковину. Сам не притронулся. И ведь даже вида не подает, что тяготится этими условиями жизни.

Эта неподдельная забота, до сегодняшнего дня чужого мне человека, приводит меня в непонятное счастливое замешательство. Мне искренне хочется ответить ему тем же! Это вытесняет весь негатив, поселившийся в душе. Он даже не представляет, как я за него испугалась, когда он взорвался и закричал о мести. Ну что может бедный крестьянин против сынка крупного конгломерата? Арсений пронянчился со мной уже не один день, а до сих пор заботлив, будто заботится о родном человеке, и даже не злится на мои слезливые срывы. Вот куда такому нежному и заботливому, далекому от жестокого реального мира, бросаться в пекло против этих подонков?

Во мне, наверное, и правда, что-то поломалось. Ведь, по логике, я должна сейчас ненавидеть весь мир или предательскую мужскую его половину. Вместо этого, проплакавшись, я не могла оторвать взгляд от Арсения. Это имя так и всплыло у меня в голове, когда я на полных правах, прикрываясь оправданием, смогла внимательно рассмотреть его черты, выбирая ему имя.

Нет, действительно, сломалась! Когда это я стеснялась или искала причины, чтобы поднять свои и заглянуть в чужие глаза? Как правило, все было наоборот. Никогда не видела ничего зазорного в том, чтобы открыто выражать интерес. Другое дело, что раньше передо мной не было таких особенных людей, как он. Он будто притягивает к себе взгляд, при том что отнюдь не тянет на ухоженного современного человека. Волосы, явно давно не видевшие стрижки и просто перевязанные сзади черной потускневшей атласной лентой. Явно обгрызенные ногти. Рубаха из ситца — явно само сшитая. Одно удивляет, где он новые джинсы достал? На общем фоне бросаются в глаза. Только подумать! Как могут обычные джинсы бросаться в глаза?! Тем не менее, это действительно так! Только они и нормальные. Обувь, н-да… При этом, нужно сказать, он умудряется быть довольно чистоплотным. Я даже не засомневалась в чистоте бинтов или же посуды. И одет опрятно. Ну ничего! Как только появится возможность, я ему помогу с одеждой. Да и разве в одежде дело? В памяти всплыл его последний взгляд на меня: его полные нежности и добра глаза… А ведь я никогда раньше не запоминала, кто и как на меня смотрит…

И все-таки он такой добрый и милый! Так забавно смущается, а потом сам же на это злится и тут же отходит. Не знаю, чувствовала ли бы я себя так свободно в его компании, если бы не это? Как-то успокоило то, что рядом человек, который смущается тебя еще больше, чем ты его. И при этом он умудряется быть таким мужественным, строгим и милым одновременно.

Даже не будь он таким красавчиком, я… А что собственно я…? Поплыла в своих мыслях от одного поцелуя в макушку? Эй! Больная, на больничной койке! Собери мозги — похоже разбрызгались!

— Ай, жуть… — Я передернулась… По телу пробежали мурашки, а в голове замелькали картинки с Марком и его сообщником и я почти физически снова почувствовала сдавливающую боль от падения из окна. Резко стало зябко и страшно. Только не это… От нахлынувших воспоминаний мгновенно выступили слезы, но я не позволю этим подонкам и сейчас меня мучить…

4.2

+++

4.2

Я помотала головой, выгоняя непрошенные мысли, и сосредоточилась, вызывая из памяти картинку с заботливой улыбкой Арсения: «Так, Арсений!» — Думаю об Арсении. — Удивительно, но осознание того, что он где-то рядом, приносило покой и вселяло уверенность. Больше не позволю ни одной плохой мысли просочиться в мою голову! Он сказал нужно поспать? Вот и посплю, думая о его необычных каре- бордовых глазах с ободком цвета спелой черешни. А его плечи…

— Ангелина ты звала? — От неожиданности, что картинка обрела звук, я вздрогнула. Додумать мне не дали… В комнату, в одних штанах, влетел взволнованный Арсений, неловко прикрываясь снятой рубашкой. Ой! Это же я вслух… замечталась!?

Не паниковать! Хорошо, что не все вслух додумала… Я лихорадочно и растерянно улыбнулась, чувствуя, как залилась краской, и отнюдь не только из-за того, что меня услышали. В полусумраке увидеть Арсения без рубашки — он такой… Ловлю на себе его взгляд, в то время как прикусываю раскатавшуюся верхнюю губу.

— А у тебя попить ничего сладенького нет? — Нашлась я.

— Нет, извини, только вода. — Он почему-то смутился. — Но могу выжать тебе морковный сок.

— У тебя же нет электричества. Даже свет, и тот только от огня. Откуда тогда соковыжималка?

— Я… руками… — Он снова отвел глаза. — Мне здесь приходится много работать, поэтому руки сильные. Сил хватит. — Добавил он уверенно.

— Я не сомневаюсь. Тащи свою морковку. Хочу посмотреть, как ты это делаешь!

— Извини. Уже ночь. Не время для демонстраций. Сейчас я тебе его принесу. — Сказал он одновременно твердым, но заботливым тоном. Прихватил кружку и ушел куда-то за выступ. Я провожала взглядом мускулистую спину Арсения, завороженно следя за игрой мышц при нехитром движении. Особенно хорошо удалось рассмотреть, когда он проходил мимо танцующих в очаге языков пламени. И от того, что я увидела, совру, если скажу, что мое сердце билось спокойно.