Легион - Дэн Абнетт

— Зачем? Для чего ты это делаешь? — со слезами на глазах спросил Бронци.

— Во имя Императора.

Хотя Джону Грамматикусу было более тысячи лет, он носил имя Кониг Хеникер всего лишь восемь месяцев и еще привыкал к нему.

Если бы кто-то и начал проверять файлы и записи, он бы обнаружил, что Конигу Хеникеру пятьдесят два года, родом он с Терры, из области, называемой Кавказом, и служил в Имперской Армии офицером разведки, приписанным к Гено пять-два Хилиад.

Грамматикус все еще думал о себе как о человеке. Он родился человеком, жил человеком и, когда умер в первый раз, тоже оставался человеком. После этого определить, кем он являлся, стало сложнее. Бесспорно было одно: в какой-то момент после первой смерти, скорее в результате каких-то мыслительных процессов, нежели из-за изменения его сердца, он перестал быть уверенным в своих взглядах на рождение и жизнь.

Он все еще испытывал теплые чувства к человеческой расе, но был с Кабалом уже очень давно и за это время не раз наблюдал то, что его раса называла «заглядывать вперед».

Грамматикус был одним из немногих людей, действующих как агент Кабала. За века в Кабал было принято очень много представителей человеческой расы, но большинство из них были давно мертвы или забыты.

Кабал охотно нанимал людей, готовых служить ему. На заре истории человечества, до появления письменности, до Ура и Чатал-Хююка, до Мохенджо-Даро и Фив, до сооружения мегалитов, Кабал посетил Терру и обнаружил слаборазвитых млекопитающих, занятых созданием первых каменных топоров для борьбы за территорию.

В тех созданиях Кабал увидел какое-то особенное качество. Члены Кабала понимали, что рано или поздно человеческая раса поднимется, чтобы сыграть ведущую роль в Галактике. Человечество либо должно было стать самым мощным оружием против Изначального Уничтожителя, либо стать пешкой в его руках. Так или иначе, Кабал решил, что люди, развивающиеся в своем болоте, это не та раса, которую можно проигнорировать.

Грамматикус знал, что этот факт разделил правящую верхушку Кабала. Большинство расценивало новые виды разумной жизни в Галактике как мусор. Они боялись признать, что их судьба, как и судьба прочих представителей их расы, будет решаться молодыми, пока еще ни на что не способными существами.

Гахет как-то рассказывал Грамматикусу, что Кабал сделал первые шаги к человечеству еще в доисторический период. Он рассказал об этом с горечью и еще большей горечью принял отказ Кабала помогать человечеству в дальнейшем развитии.

— Вы всегда были дикими упрямыми зверями, — сказал Гахет. — С отвратительно высоким самомнением. Мы пытались повлиять на вас, направить вас в нужную сторону. Это было как… — Гахет сделал паузу, ища подходящее человеческое сравнение. — Это было все равно что приказать течению реки поменять направление.

Грамматикус улыбнулся.

— Мы упрямые, — кивнул он с гордостью. — Разве вы не думали, что стоит уничтожить нас до того, как мы развились?

— Мы считали подобное насилие грубым варварством. Все, кроме Слау Дха, конечно.

— Конечно. А теперь?

— Теперь и я сожалею, что мы не уничтожили вас, когда имелась такая возможность. В последнее время единственный наш инструмент — разрушение.

Почти у всех людей в Кабале было немало изъянов. Джон Грамматикус полагал, что он преуспел там, где другие потерпели неудачу из-за своего дара.

Он был могущественным псайкером.

— Уксор встретится с вами, гетман Хеникер, — объявил младший офицер.

— Спасибо, — ответил Грамматикус и поднялся со своего стула в конце коридора.

Он прошел к комнате брифинга, на ходу расстегнув пару верхних пуговиц. Близился полдень, и в терракотовом дворце становилось жарко. Расположенный в пятнадцати километрах от порта Мон-Ло, дворец приспособили под командный пункт для будущего наступления. Древние стены удерживали дневной зной словно духовка, а влажные тростниковые циновки, занавешивающие окна и двери для сохранения утренней прохлады, уже начали высыхать.

Организму Грамматикуса не было необходимости потеть, но Джон позволял телу потеть. Чтобы не выделяться.

Он постучал в дверь.

— Войдите!

Он вошел в большую, широкую комнату с колоннами, поддерживающими потолок. Капители колонн были вырезаны в форме снопов тростника или зубастых рептилий, повсеместно встречавшихся в архитектуре нуртийцев. В центре комнаты стоял раскладной стальной стол, во главе которого стояла уксор Рахсана. Вокруг нее находились четыре ее помощницы.

— Уксор, — начал Грамматикус, — рад вас видеть. Извините за мой внешний вид, просто здесь очень жарко.

— Ничего, Кониг, — произнесла Рахсана.

Ее помощницы закивали. Каждой было от тринадцати до шестнадцати лет, и в будущем они сами могли стать уксорами. Их генетический материал уже находился в базе Гено пять-два, и им оставалось отточить свои навыки.

Грамматикус нашел структуру Гено пять-два весьма интересной. Сформированный в Эру Раздора, Гено, как выяснилось, была самой эффективной и быстро приспосабливающейся к окружающим условиям силой. Неудивительно, что Император решил оставить Гено у себя на службе. Неудивительно, что он изучил их систему и позаимствовал ее.

Солдаты в Гено пять-два были генетически модифицированы. Грамматикус знал это. Генетическая модификация была вполне обычным делом в те времена радиоактивных ураганов. Ядро полка составляли уксоры, психически чуткие женщины. С помощью их генокода были выращены солдаты Гено, сильные и выносливые воины, к которым приписывали проявивших таланты командиров из других сил. А гетманы всегда обладали тактическим мышлением.

Уксоры, являющиеся верхушкой командования Гено пять-два Хилиад, не могли иметь собственных детей после определенных процедур. Это каким-то образом освобождало их разум, и они направляли и координировали, как однажды выразился Гахет, «поведение своих детей».

Уксоры были слабыми псайкерами. Они могли прочитать чьи-нибудь поверхностные мысли. В двадцать пять — двадцать шесть лет их обучение заканчивалось, и они были готовы к исполнению своих обязанностей. Уксоров повсюду сопровождали помощницы, тоже будущие уксоры, находящиеся в процессе обучения.

Ни одна женщина в комнате не обладала талантами Грамматикуса.

Он сел за стол напротив Рахсаны и сразу же узнал все мысли ее помощниц. Они думали о следующем солдате, которого вырастят из их генетического материала, и о том, как трудно стать уксором.

Рахсана отличалась от них. Грамматикус присмотрелся к ней. Для начала она была женщиной, а не девочкой, и женщиной очень привлекательной. Большие серые глаза, полные губы, светлые волосы. На вид ей было около двадцати восьми, срок ее службы близился к концу, и она ненавидела этот факт. Ее угнетала мысль, что скоро она перестанет быть уксором и будет кем-то другим: медицинским работником, сотрудником Муниторума или попросту выйдет в отставку.