Ее андалузский друг - Александр Содерберг

Заколотив ящики, Йенс заполнил фальшивые таможенные декларации и загрузил товар на старый грузовик, который на следующее утро должен был отвезти его и оружие в Паранагуа.

Когда все было закончено, Йенс вышел на улицы Сьюдад-дель-Эсте. Там царил полный хаос. Грязно, многолюдно, шумно — и надо всем этим насыщенный запах, словно вобравший в себя все ароматы земли. Иногда казалось, что в городе совсем не осталось кислорода, настолько интенсивным был этот запах. Бедняки сновали босиком, богатые — в туфлях, все хотели что-то продать, некоторые хотели что-то купить… Йенс обожал это место.

Сидя в местном пабе, он развлекался тем, что пил крепкие напитки и общался с молодыми туристками из Новой Зеландии, однако вскоре устал от их общества и потихоньку перебрался в другой бар. Там он нашел укромный уголок и напился в полном одиночестве.

Поездка на следующий день в Паранагуа превратилась в кошмарный сон продолжительностью одиннадцать часов. Похмелье не давало ему заснуть, шофер кричал и постоянно гудел, пробираясь вперед, в Бразилию.

Корабль оказался ржавой старой посудиной пятидесятых годов, синий в тех местах, где еще сохранилась краска; метров шестьдесят-семьдесят в длину и двенадцать в ширину, с надрывно работавшими дизельными двигателями под палубой. Звук долетал до причала, на котором стоял Йенс, разглядывая корабль. Капитанский мостик был расположен на корме. Половина палубы была открыта, на ней громоздились в беспорядке контейнеры, а также ящики, поддоны и прочие приспособления для упаковки грузов. Одним словом, старое, видавшее виды грузовое судно.

По шаткому трапу Йенс поднялся на борт, огляделся, стоя на палубе, — теперь судно казалось больше, чем с причала.

Поблуждав, он разыскал свою каюту, более смахивавшую на камеру. Она была как раз такой ширины, чтобы он мог войти, не поворачиваясь боком. Узкая койка, приделанная к стене, маленький шкафчик — и ничего больше. Однако он остался доволен: во-первых, каюта располагалась выше ватерлинии и имела окно, во-вторых, он был в ней один.

Когда судно отчалило, Йенс стоял, прислонившись к перилам. Солнце висело над горизонтом, он смотрел, как исчезает из виду грузовой порт Паранагуа.

Рабочие дни Ларса Винге казались долгими и бессмысленными. Он сфотографировал Софию, когда она возвращалась на велосипеде с работы. Сидел в машине, пытаясь как-то скоротать время, сделал несколько мутных снимков, когда она промелькнула в окне своего дома. Следил за Софией и ее сыном Альбертом, когда они отправились в город, зашли в ресторанчик, а затем отправились в кино. Затем два дня подряд она ужинала в полном одиночестве. Ларс понятия не имел, зачем всем этим занимается, все казалось совершенно бессмысленным.

Он чувствовал себя утомленным и раздраженным, однако, не имея возможности поделиться с кем бы то ни было своими чувствами, вынужден был копить их в себе.

Накануне вечером Ларс отправил Гунилле отчет о поведении Софии, предложив в заключительной части прервать наблюдение.

В гостиной в квартире Ларса сидела его подруга Сара и смотрела телепрограмму об окружающей среде. Она была глубоко возмущена — профессор из Англии заявил, что мир движется к полному краху. Ларс стоял, прислонившись к косяку, и тоже смотрел. Статистика и серьезные рассуждения высокообразованных людей напугали его.

В телефоне запищало смс-сообщение. Гунилла писала, что он важен для следствия, что необходимо продолжать слежку. Сообщение заканчивалось словом «обнимаю».

Хотя Ларс прекрасно понимал, что ее комплименты — всего лишь прием, чтобы заставить его работать дальше, однако настроение заметно улучшилось. Он решил продолжать работу. Придет время, когда ему поручат что-нибудь другое, Гунилла даст ему более интересные задания, соответствующие его интеллектуальному уровню, и ему не придется просиживать дни и ночи в машине, следя за медсестрой, которая ведет на редкость упорядоченный и банальный образ жизни. Тогда он начнет видеть смысл в своей работе, тогда и другие члены группы заметят и оценят его.

Ларс уселся на диван рядом с Сарой и досмотрел с ней программу, в которой говорилось, что планета Земля скоро погибнет и что в этом есть его вина. Ощутив укол совести, он, как и Сара, возмутился по поводу фактов, звучавших в передаче. Сара сказала, что перестанет летать на самолете, — в следующий раз обязательно поедет поездом, если они когда-нибудь соберутся поехать за границу. Ларс кивнул — он намеревался поступить так же.

— Сегодня вечером у меня работенка… Пойдем поваляемся, а?

Она покачала головой, не отрывая взгляда от телевизора.

В половине восьмого Ларс припарковал свой «Вольво» чуть в стороне от дома Софии и стал бродить по улицам в окрестностях, ища место, с которого открывался бы самый лучший вид. Как всегда, не увидев ничего необычного, он вернулся к машине. Посидев некоторое время за рулем, глядя в одну точку, он проехал вокруг квартала, в десятый раз изучая местность. Припарковался в другом месте, сделал несколько неудачных снимков ее дома, записал что-то, в чем не было никакой необходимости. Около девяти Ларс снова вздохнул и завел машину, решив сделать еще кружочек, прежде чем отправиться к себе.

Он как раз проезжал мимо дома, когда из него, к ожидавшему ее такси, вышла София. На ней была легкая накидка без застежки, в руках изящный клатч. Сев на заднее сиденье такси, она уехала.

Ларс видел ее всего несколько секунд, когда проезжал мимо на машине. Время растянулось, все происходило, как в замедленной съемке. В этот краткий миг она показалась ему совершенством. Ларса охватило острое ощущение, что он знает ее, а она знает его. Отогнав от себя странную иллюзию, он отъехал чуть подальше, развернулся и последовал за такси.

Ларс держался на почтительном расстоянии, сердце нервно стучало в груди, ему, как назло, захотелось в туалет. Он не сводил глаз с такси, которое свернуло на улицу Ярла Биргера, затем налево, на Карлавеген, проехало мимо Хумлегордена и остановилось наконец на Сибиллегатан. Ларс проехал мимо, когда София выходила из такси, и видел в зеркало заднего вида, как она вошла в подъезд.

Ларс припарковался на автобусной полосе чуть дальше по улице, подождал минуту, прежде чем выйти из машины. Подошел к двери подъезда, посветил через стекло на табличку с фамилиями жильцов и записал их себе в блокнот.

Около одиннадцати София снова вышла из дома в сопровождении подруги. Взявшись под руки, они направились в сторону площади Эстермальмсторг. Обе смеялись, София жестикулировала, рассказывая какую-то смешную историю, подруга вдруг остановилась и буквально согнулась от смеха. Ларс вышел из машины и последовал за ними.

В тот вечер София с подругой посетили три заведения. В два из них Ларса не пускали, так что ему пришлось показать полицейское удостоверение.

София и ее подруга сидели в баре. Несколько раз к ним подходили мужчины разных возрастов, пытаясь познакомиться, однако женщины интереса не проявляли. Ларс наблюдал за ними со своего места в глубине зала, попивал «Верджин Мэри» и чувствовал себя не в своей тарелке. На люди он редко выходил и посещал обычные рестораны, а не клубы — и уж точно не в этой части города. Снова посмотрев на Софию, Ларс поймал себя на том, что сидит, уставившись, отвел глаза, сделал глоток из своего бокала. Томатный сок показался ему горьковатым. Ее близость выбила его из колеи, он снова покосился на нее — и снова был поражен ее красотой и привлекательностью. Теперь он мог разглядеть детали, на которые раньше не обращал внимания: крошечные, почти незаметные морщинки вокруг глаз, обнаженная шея, роскошные непокорные волосы… Ее затылок, которым она то и дело поворачивалась к нему, был идеальной формы и придавал статность всей фигуре. Лоб, придававший облику особую элегантность и изысканность, которую дополняло утонченное выражение лица. Сейчас он приблизился к ней — пожалуй, находился даже слишком близко. Однако продолжал смотреть, как подросток, впервые в жизни увидевший голое тело.