Дочь ведьмы - Франсин Тун

Когда они добираются до дома Билли, их джинсы уже мокрые по колено. Мэттисоны живут в старом доме с шиферной крышей. Рядом растет несколько неухоженных кустов ежевики. В саду, окаймленном сухой каменной кладкой, натянута футбольная сетка. На дальнем конце соседнего поля мать Билли, Кирсти, ведет коня Пеппера в конюшню…

Дети входят в дом через черный ход и начинают истерично визжать, когда Джеймсон энергично отряхивается в коридоре. На кухне пахнет свежей выпечкой. Они снимают обувь, помогая себе то одной, то другой ногой, и прислоняются к радиатору. От Джеймсона пахнет псиной. Лорен пытается встряхнуть волосы, но те липнут к голове. Ей давно кажется, что дом, в котором живет Билли, во многих мелочах ярче, светлее, чем ее собственный. Они греются, глядя на тарелку с яблочными сконами, стоящую на столе. В центре для украшения положены несколько бребурнов.

– Можно мне одно? – спрашивает Лорен, забирая себе яблоко.

Билли делает паузу.

– Надо только сказать маме.

Мальчик наливает в стаканы апельсиновый напиток, Лорен тем временем кладет яблоко в карман и говорит:

– Мне кажется, у тебя голубая аура.

– У меня – что?

– Аура.

– Надо же… А это еще что такое?

– Ну, такой цвет, который исходит от тебя.

– Типа… как кровь?

– Не будь идиотом. Аура.

Через черный ход к ним заходит мать Билли. Сняв свою полосатую куртку, она садится за стол и потирает руки.

– Ну и как продвигается ваша хижина?

– Прекрасно. Лорен говорит, что видит мою ауру и она у меня голубая.

– Это правда? – смеется мама Билли.

Лорен отворачивается.

– Билли, – говорит Кирсти, – ты уже собрал вещи?

– Скоро соберу.

– Тебе лучше поторопиться – завтра у тебя занятия, а потом мы уезжаем.

– А еще Лорен видела на дороге чью-то женушку.

– Никакая это не женушка, – перебивает его Лорен.

* * *

Лорен очень нравится смотреть у Билли телевизор, она сидит одна в гостиной и смотрит на огромный цветной экран, погружаясь в завораживающий мир канала «Никелодеон» и американских ток-шоу. Она обожает американцев и их странности. Это люди, живущие во вселенной детекторов лжи, наркозависимости и тестов на отцовство. Она любит смотреть реалити-шоу о женщинах с надутыми, застывшими лицами, которые беседуют в ресторанах с такими же женщинами о других женщинах. Там постоянно показывают большие особняки и маленьких собачек.

Лорен не знает, сколько времени просидела перед телевизором; обернувшись, она замечает Кирсти. Та устроилась с Льюисом на коленях и смеется.

– Гляди-ка, та девушка из телевизора вовсе не светится от счастья, правда ведь?

– Она узнала, что ее сестра потеряла память, когда они катались на лыжах, и держала это в тайне.

– Ну да, именно так она и говорит.

– Думаю, так и было на самом деле. Ой-ой! Мамочка, оказывается, не слишком обрадовалась… – Они вместе смеются, и малыш Льюис тоже пытается смеяться, хотя ничего не понимает.

– Лорен, – говорит Кирсти, – ты ведь позаботишься о себе, пока нас не будет?

– Ну конечно, со мной все будет в порядке. А что?

– Хочешь, мы привезем тебе уши Минни-Маус, как в прошлый раз?

Лорен пытается скрыть улыбку. Она смотрит на свои скрещенные ноги и молча кивает.

– Хорошо, я добавлю их в список покупок. А твоему отцу что-нибудь привезти? Может быть, и ему понравятся уши Микки-Мауса?

Лорен хихикает.

– Найл ведь знает, что ты здесь, не так ли?

– Угу.

– Хорошо, это я проверяю на всякий случай. У нас в холодильнике осталось довольно много продуктов. Пока нас не будет, они испортятся. Может быть, скажешь ему, чтобы он приехал и забрал?

Пока Кирсти говорит, малыш Льюис пытается схватить ее за волосы. Она шутливо отмахивается от его маленьких ручек.

– Окей.

– Билли сидит наверху и играет в футбол на компьютере. По-моему, он уже почти собрался. А я сейчас приготовлю чай. Выпьешь?

Лорен вспоминает отца: он выглядел так, будто слишком много выпил…

– Думаю, надо проверить, все ли в порядке с папой. Сегодня утром ему нездоровилось.

– О, неужели?

– Да.

– Он приготовит тебе что-нибудь поесть?

– Думаю, да.

– Я сделаю тебе бутерброд. Заберешь домой. Мало ли, вдруг проголодаешься по дороге.

– Спасибо.

– Твой папа вообще в порядке последнее время?

– Кажется, да. Вроде…

– Ты точно сможешь о себе позаботиться, пока нас не будет?

Лорен пытается улыбнуться.

– Не волнуйтесь, Кирсти…

Когда Найл просыпается, ему кажется, будто дом плывет по водной глади. Стены по нижнему краю отделаны лакированными сосновыми досками, будто маленьким забором. До того как дом купил его дядя, он принадлежал уроженке Лоуленда – видимо, она занималась дизайном интерьера. Он помнит восторженное лицо своей жены, Кристины, в первый день, когда они въехали сюда. Она назвала дом «идеальным». В те дни казалось, что совершенство, идеал жизни, к которому они стремились, достижимо. Правда, Найл идеальным дом не считал, и стены ему тоже не пришлись по душе. Однако через несколько лет жизни здесь он попросту перестал их замечать. Сейчас он будто увидел их в первый раз и сразу закрыл глаза. Он пытается не двигаться, то и дело на него накатывает тошнотворный туман. Сегодня он не будет работать. В голове все крутится одна песня, точнее музыка без слов, которую он никак не может узнать.

Однажды он все здесь поменяет и переделает. По-своему. Он любит по вечерам сидеть с банкой пива и беседовать с Лорен о том, что собирается перекрасить стены или соорудить пристройку. Он спрашивает у дочери, что ему нового построить, и та неизменно отвечает: башенку, бассейн, библиотеку с потайной дверью, собачью спальню для Джеймсона. Однажды она попросила его соорудить горку, по которой она могла бы съезжать из окна прямо в сад. Он сказал, что построит ей домик на дереве, но так и не построил. Теперь он гонит прочь мысли о мастерской и о плотницком деле, о наждачной бумаге, о сверлах и молотках. Он гонит прочь все эти мысли, душит в зародыше. С годами он стал довольно искусным в таких делах…

Бывшая владелица дома из Лоуленда была права лишь в одном, по мнению Найла: она изменила название дома на Данскейт. До нее дом принадлежал дяде Алана Мэкки и был известен как Домик охотника.

Дядя Алана был охотником и сильно выпивал. Он рассказывал, что флигель, который теперь превращен в мастерскую Найла, когда-то был увешан ловушками и капканами, тушами животных и заставлен бочками с домашним пивом. Алан говорит, что ногти его дяди всегда были черными от засохшей крови и земли. Однажды ночью охотник взял топор, подошел к лестнице и разрубил ее на куски, которые затем сжег на костре.