Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - Тереза Браун

Нормальным уровнем тромбоцитов считается от 150 до 300 тысяч, однако в больнице люди могут вполне нормально существовать и при показателе в 10 тысяч, что мне кажется попросту невероятным, только вот этого показателя уже будет недостаточно, когда мы целенаправленно кого-то «режем».

У пациента Сьюзи проблема, обратная той, что у моей пациентки Шейлы. Если у последней кровь начинает сворачиваться, когда этого не требуется, то у ее пациента количество тромбоцитов настолько сильно снизилось в результате химиотерапии, что появилась вероятность неспособности крови к свертываемости в нужный момент. Представьте себе садовый шланг с сорванным краном, из которого безостановочно хлещет вода, – приблизительно то же самое происходит и с веной, только льется из нее человеческая кровь. Вот так и приходится жить больным гемофилией, и такова одна из опасностей химиотерапии. Уровень тромбоцитов стабилизируется после окончания лечения, однако до тех пор единственный способ восполнять их концентрацию в крови – это вводить тромбоциты внутривенно. Прежде чем начать такую процедуру, сразу две медсестры должны удостовериться, что идентификационные номера пациента с номером на пакете с продуктами крови совпадают. Вот что мы подразумеваем, когда просим друг друга «проверить тромбоциты».

Стоило нам добраться до компьютера Сьюзи, как из приоткрытой двери одной из палат выглянула пожилая женщина с короткими седыми волосами и дружелюбным лицом.

– Сьюзи, ты не могла бы подойти, чтобы его отсоединить? Ты же знаешь, как трепетно он относится к своему утреннему душу.

Сьюзи закусывает губу. Ей нужно успеть ввести тромбоциты прежде, чем ее пациента вызовут в хирургию для установки катетера.

– Я все сделаю, – говорю я ей. – Ты вводи номер для тромбоцитов, и я проверю его, когда отсоединю его от капельницы.

– Правда?

– Конечно.

– Хорошо, спасибо.

Она открывает на экране компьютера окно нашей электронной системы учета, а я направляюсь в палату к первому пациенту, на ходу распаковывая шприц с физраствором.

– Привет, меня зовут Тереза, я тут помогаю Сьюзи.

Из дозатора на стене я выдавливаю на руки антисептический раствор и растираю его между ладонями, пока он полностью не испаряется. После этого я беру пару резиновых перчаток и надеваю их на руки. Таковы правила – сначала антисептик, потом перчатки, и я стараюсь прилежно их соблюдать.

Женщина с седыми волосами кивает.

– Вы, девочки, так все время заняты, что мне и неудобно вас о чем-то просить, но он просто невыносим, пока не примет свой утренний душ.

Последнюю фразу она шепчет с шутливой интонацией, демонстративно прикрывая рот рукой.

Теперь в разговор вступает седовласый мужчина, который лежит на кровати.

– Значит, я невыносимый, да? Да тебе лучше вообще на глаза не попадаться, пока ты свой кофе с утра не попьешь.

Женщина смеется.

– Все верно, милый, только вот я могу встать и сама налить себе кофе. Меня не нужно отсоединять от этого дурацкого аппарата.

– И то правда, – говорит он. Перекатывается на край своей кровати, а я наклоняюсь к его груди, чтобы достать до катетера Хикмана, выступающего у него из верхней части груди справа. У катетера имеются три отдельных входных отверстия в виде трубок, которые называются просветами, так что мы называем этот катетер трехпросветным катетером Хикмана. Я выключаю его инфузионный (или шприцевой) насос, после чего отсоединяю капельницу от катетера и аккуратно надеваю на конец трубки капельницы стерильный красный пластиковый колпачок, который уже успела достать из своего кармана и открыть. После этого я протираю спиртовой салфеткой верхнюю часть просвета катетера и ввожу в него весь физраствор в шприце, который я тоже только что достала из своей упаковки. Это стандартная процедура, призванная защитить капельницу от попадания микробов и обеспечить ей нормальную и стабильную работу.

– Хотите, чтобы я заклеила? – спрашиваю я. Поверх катетера накладывается повязка, и мы обычно накрываем ее водонепроницаемой пленкой, чтобы она не намокла, когда пациент моется. Мокрые бинты – самая что ни на есть благодатная почва для болезнетворных бактерий.

– Да нет, не нужно, – отвечает женщина. – Мы разработали свою собственную систему и пользуемся самоклеящейся пленкой.

– Удивительно, как у меня вообще на груди остались хоть какие-то волосы! – кричит мне вслед ее муж, когда я оборачиваюсь, чтобы уйти, однако тут же смеется, когда его жена подходит к нему с пленкой в руках.

Вот как бывает, когда двери больницы круглосуточно открыты для посетителей.

Сьюзи в коридоре уже нет, однако я вижу ее в палате у другого пациента: она помогает ему разместиться на каталке, удерживаемой коллегой в характерном для персонала операционной голубовато-сером костюме и с прозрачной шапочкой на голове.

Я просовываю внутрь голову.

– Что тут происходит?

– Они готовы его принять, – объясняет Сьюзи, – сказали отправить тромбоциты вниз вместе с техником, – она кивает в сторону удерживающей каталку женщины. – И они уже сами их подвесят.

Это означает, что операционные медсестры сами все проверят и введут тромбоциты.

– Ночью ему уже дали два пакета, так что с ним все должно быть в порядке.

Слово «в порядке» она сказала особенно решительным тоном и подбадривающе улыбнулась своему пациенту.

– Тогда ладно. Увидимся.

Я возвращаюсь в свой блок, и над дверью в палату Шейлы загорается свет. Я также слышу сопровождающий его звон. В начале дежурства он кажется мягким, расслабляющим, мелодичным, однако к концу смены мне больше всего на свете будет хотеться, чтобы этот звук прекратился. Как бы то ни было, этот вызов звучит ненавязчиво, и я, свежая и бодрая, охотно готова прийти на помощь.

Шейла для меня самая настоящая загадка, и мне хочется получше разобраться в ее болезни. Механизм свертывания крови у человека представляет собой невероятно сложную цепочку химических процессов, которую принято называть каскадом. Стоит человеку просто порезаться бумагой, как запускаются две уникальные реакции с участием белков, называемых факторами свертывания крови, которые, в свою очередь, активируют вещество под названием протромбин, впоследствии превращающееся в фибрин. Нити фибрина формируют физический каркас тромба, к которому прицепляются тромбоциты, тем самым останавливая кровотечение. Ошибка в любом из этих процессов может привести к плохой свертываемости крови либо, как в случае с Шейлой, к тому, что она будет сворачиваться, когда это не нужно. Это одна из тех ситуаций, что описывается в старом английском стишке, где из-за отсутствия гвоздя теряется подкова, падает лошадь, армия терпит поражение и враг захватывает город[3]. Каждый этап каскада свертывания крови должен происходить определенным образом, чтобы кровь у пациента сворачивалась.