Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана - Луи де Берньер

Встречаются священники, которые либо торгуют отпущением грехов и получают за него сексуальные услуги, либо даруют индульгенции умирающим в обмен на завещание наследства. Нами отмечен случай, когда епископ продал благочестивой вдовице фалангу мизинца святой Терезы Младенца Иисуса (за пятьдесят тысяч песо), тогда как подлинная. реликвия в действительности пребывает выставленной для всеобщего обозрения в соборе города Байо в Нормандии. Это наихудший пример торговли реликвиями, подлинными и мнимыми. Мы встречали многочисленные образчики Истинного Креста, явно сделанные из бразильского палисандра, красного дерева, амазонской бальзы, квебрахо и даже крашеной глины. Существуют многочисленные плащаницы Христа, выставленные напоказ в разных храмах; имеются изготовленные из нержавеющей стали гвозди из рук и ног Христа («чудотворно не заржавевшие, невзирая на древность»); тернии из венца Христа; чучела птиц (все тропические), Удостоенных блага присутствовать на проповедях святого Франциска Ассизского. Существуют кости Христа (вопреки учению о Воскресении), а священник в Сантан-Дере демонстрирует голову Иоанна Крестителя, пугающе схожую с высушенными головами, которые во множестве изготавливают и очень выгодно продают североамериканским туристам индейцы племени кусикуари. Все это – вдобавок к реликвиям так называемых «народных святых», как, например, Педро Антиохийский, который доставал из шляп лягушек и специализировался на благословении мулов и лам. Многие из этих неканонизированных «святых» имеют значительное число последователей среди священников, худший пример тому – церковь Непорочной Лючии, известной тем, что, будучи девственницей, произвела на свет двадцать два кролика.

Мы отмечали случаи, когда монахи в монастыре, коротая время в праздности, играют в кости на епитимью. В Сантандере лица духовного звания открыли несколько таверн, на вывесках которых изображаются клерикальные воротнички, епитрахиль, дароносица и потир для святого причастия и даже дискос, где на подставке отчетливо видны фавны в приапическом состоянии. В сих неблагочестивых заведениях можно видеть хозяев, обычно в состоянии опьянения в любое время дня; облачение у них подвернуто и заткнуто за пояс, они обмениваются с посетителями скатологическими историями и позволяют использовать потайные комнаты и каморки в аморальных целях.

Мы обнаружили, что безнравственный образ жизни весьма распространен. В одном городе всем известно, что монахини устраивают распутные вечеринки и ночами разгуливают по улицам. Члены монашеских орденов (мужчины и женщины) открыто сожительствуют, потомство таких союзов в народе называют «антихристово семя», в его интересах процветает кумовство. Мы обнаружили азартные игры, пьянство, сильное пристрастие к охоте и грубым видам спорта. В Асунсьоне есть два монастыря, которые регулярно устраивают между собой футбольные матчи. На игру собирается поголовно вся братия, место выбирается равноотстоящим от обоих монастырей. Футбольный мяч иногда общепринятого вида, но порою другой предмет, обычно – телячья голова или кокосовый орех. Цель игры – перебросить мяч через стену противника. Правил в игре не существует: сплошные тумаки, тычки, столкновения, таскание за волосы, а поток непотребных выражений покоробил бы даже портовых грузчиков и тех, кто привык ухаживать за безумными. В конце игры все окровавлены, в разорванных одеяниях, и можно только догадываться, во что обходятся монастырям наведение порядка и ремонт. Слава богу, соперники не прибегают к оружию: нами установлено, что до десяти процентов сельских священников его имеют, от небольших револьверов до ружейных обрезов, которые легко скрыть под рясой. Такая практика отчасти является понятной реакцией на разгул бандитизма, а отчасти – извращенным желанием покичиться самцовой мужественностью, которая в этой стране сама по себе объект поклонения.

Мы установили, что в вопросе ортодоксальности веры наше духовенство с почти идеальной точностью вписывается в общую путаницу учений, характерную для нации в целом, что вынуждает задаться вопросом об эффективности наших духовных семинарий. Мы рассмотрим этот аспект, а именно разнообразие христианской веры, в части третьей нашего доклада; вторая часть касается бытующих в народе заблуждений и дьявольских обычаев. В заключение данного раздела отметим, что во вступительной речи, обращенной к Четвертому Латеранскому Собору, Его Святейшество Папа Иннокентий III признал: порок в миру вызван непосредственно порочностью духовенства.

Пожалуй, это непреложный факт бытия: всепоглощающие страсти возникают, лишь когда для них есть время и силы; любовь ставит непременное условие – определенная степень общественного устройства и экономическая стабильность, что делает возможным досуг, и тогда занесенные ветром семена желания прорастают на сей отдыхающей земле, пускают корни и буйно разрастаются орхидеями в джунглях.

Разумеется, многие пары уже были созданы до переселения из Чиригуаны: любовь учителя Луиса и Фаридес естественно произросла в селении, ныне скрытом илом; донна Констанца с Гонзаго и Глория с Томасом познали страсть в праздности лагеря «Народного Авангарда», а призрачная любовь Федерико и Парланчины расцвела в безграничном досуге смерти.

Весьма соблазнительно назвать расцвет любви в Кочадебахо чумой, чумой благотворной, как великое нашествие кошачьих, но это слово не подходит для истинного обозначения того цветка, что неизбежно пробивается из плодоносного слоя цивилизации.

Поначалу людей заботило только выживание: укрыться негде, пропитание скудно. Труды по раскапыванию руин древнего города инков заняли много месяцев, и все это время людей хлестал дождь и пекло солнце. Многие дома уцелели – их строили из камней, так идеально обтесанных, что в стыках не просунешь и листка бумаги, хотя камни не скреплял раствор. Но старые крыши из пальмовых листьев давно прогнили до слизи, все ужасно отсырело; казалось, сюда не проникает ни капли воздуха, ни солнечного луча. Первое время люди сбивались на ночь во Дворце Богов или в храме Виракочи, согреваясь теплом друг друга и мускусным жаром кошек.

Днем они лихорадочно работали, выкапывая ил кубиками и передавая их по цепочке, восстанавливали андены, что окружат город и обеспечат его картофелем, гречихой и фасолью, а горным склонам придадут вид лестницы для Титанов. Кто-то трудился над саманными кирпичами, чтоб залатать дыры в строениях, где разрушились камни, а другие уходили в горы добыть мясо или без устали вышагивали по бездорожью, собирая пальмовые листья для кровли домов.

Люди исхудали от работы и недоедания, но усердно трудились, веря, что потом станут недокучаемо отдыхать в своем городке у черта на куличках, жить тихой жизнью, потихоньку толстея и радуясь, что военные беды обходят их стороной. Люди надеялись, что история забудет о них и продолжится сама по себе где-нибудь еще. Эта надежда прибавляла сил, как и морские свинки, вискачи и викуньи, которых приносили охотники и громадные кошки, а также бананы, лимоны, миндаль, что привозили на мулах после обмена в индейских поселениях, разбросанных по сьерре. Когда платье от работы без отдыху превращалось в лохмотья, его заменяла одежда, сшитая теми же индейцами, и со временем могло сложиться впечатление, что здесь расположилось нетронутое доколумбово поселение, если б не физиономии негров и метисов, заменившие расчетливо бесстрастные лица индейцев, какие ожидаешь увидеть над этим полосатым красно-черным одеянием. К тому же индейцы не такие рослые; вот Мисаэль и Педро, оба под два метра, и вот Фелисидад, стройная и смуглая, как те, кто танцует «сигирийю» в Андалусии, совсем не похожая на кряжистых местных женщин, у которых грузные бедра, бесчисленные нижние юбки, а рты собраны в гузку.