Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана - Луи де Берньер

– Я – Лена, а это – Эна.

– Скажи, что не сердишься, – льстиво пропела Лена. Она опустилась на крыльцо и уперлась подбородком в мою коленку, дразня нарочито покаянными карими глазищами, а Эна подошла и взъерошила мне волосы. И они на пару начали эту дьявольскую игру, которая отныне стала проклятьем и счастьем моей жизни.

– Не надо, не сердись, – сказала Лена. – Поначалу мы хохмили, чтобы подразнить мексиканца. Понимаешь, у нас мексиканцев за дураков держат, и вроде бы получался славный розыгрыш.

– Но нам, – продолжила Эна, – понравилось слушать, как ты играешь, а потом мы обе в тебя влюбились, и все вдруг стало очень серьезно. И мы поняли – ну все.

– По правилам игры, – подхватила Лена, – нельзя было ни о чем друг другу рассказывать, чтобы дать тебе шанс догадаться, но ты так и не догадался.

Я лишь, как попка, повторял: «Две? Две?», и все вдруг прояснилось, и раскрылась тайна многоликости «Эны».

– Но мы все всегда делили поровну, – сказала Лена.

– Мы решили из-за тебя не драться, – прибавила Эна.

– И теперь ты понимаешь, в чем сложность с женитьбой, так что мы просто будем с тобой жить. Если ты, конечно, по-прежнему этого хочешь.

– Две? – с убитым видом повторял я. – Как же я справлюсь с двумя?

– Мы тебя любим, – сказала Эна.

– А ты любишь нас, – подхватила Лена, – и мы постараемся не ревновать и не цапаться.

Обе согласно кивнули:

– Обещаем.

– А вы обещаете, – спросил я, – не поворачивать всегда все по-своему, потому что вас двое, а я один?

– О нет! – рассмеялась Эна. – Это демократический город, у каждого только один голос, все равно не выиграешь.

– У тебя ни единого шанса, – сказала Лена. – Вообще, это мужчины придумали единобрачие, чтоб женщины над ними не властвовали. Мы это поправим. – Они снова захихикали.

– А что скажут ваши родители? Я не хочу, чтобы меня пристрелили.

– Они считают, ты богатый и знаменитый, и всегда поступают, как мы велим. Учитель Луис научил нас читать и считать, а они – неграмотные, так что вообще-то мы за них отвечаем, а они – наши дети.

– И в городском законе сказано, что в случаях, подобных этому, каждый может поступать по своему усмотрению. У Хекторо – три жены, у Дионисио Виво – два десятка, а у Консуэло и Долорес раньше или позже побывал каждый мужчина в городе; ну разве что тебя они не получат.

– Никогда.

– Только попробуй!

– Я устала, – заявила Лена. – Пойдемте баиньки.

– И я устала, – лукаво сказала Эна, притворно зевая.

Они рассмеялись, увидев, как я в тревоге окостенел.

– Мне нужно хорошенько выпить, – сказал я.

Прошел год, и мы действительно поженились; отец Гарсиа сказал, что идентичные близнецы получаются из одной расщепленной яйцеклетки, а значит, Эна и Лена, говоря научно, а следовательно, и в глазах Бога, – один человек. Он сказал еще, что его мнение основано наличной встрече с ангелами, и Господу абсолютно наплевать, как люди устраивают свою половую жизнь, пока все, чем они занимаются, продиктовано бесконечным многообразием форм любви.

Я прогуливался с моим другом Антуаном и, говоря об этих необычайных событиях, спросил:

– Как же они меня провели? И как получилось, что никто не знал?

Он обнял меня за плечи и ответил:

– Друг мой, любовь слепа. Понимаешь, мы все знали. С одной стороны, мы за тебя очень радовались, а с другой, всегда занятно разыграть мексиканца.

– Откуда же ты узнал, старый козел? Давай, рассказывай.

Антуан многозначительно побарабанил себя по носу:

– Разговоры вокруг и, понимаешь, приятель, эти девушки не единственные, кто сидел тут и слушал твою музыку. Я сам частенько приходил, хотя, должен сказать, надо бы разучить что-то новенькое. Прими совет доброго друга, а то начнешь терять слушателей.

– Доброго друга? – воскликнул я. – Ничего себе! Да мне минутки не выкроить! Семь здоровенных ягуаров, две женщины, и каждому удели время, со всеми будь ласков!

– Скоро времени у тебя будет еще меньше, – сказал Антуан.

Очевидно, он заметил мое недоумение, потому что прибавил:

– То есть они тебе не сказали? Всегда узнаешь последним? Здорово. Но я не хочу быть вестником, спроси лучше у них.

Вечером мне удалось вырвать признание у Эны с Леной, и, помнится, я вскричал:

– Что? Сразу обе?! Пресвятая Дева!

Они мило кивнули, а Эна взяла сигарету, прикурила и, сунув ее мне в рот, проворковала:

– Мы собирались сказать тебе завтра.

И произнесу над ними суды Мои за все беззакония их, за то, что они оставили Меня, и воскуряли фимиам чужеземным богам, и поклонялись делам рук своих.

Иеремия 1:16

Ваше преосвященство, в этом докладе мы отдаем должное Вашему мудрому решению возродить на этой земле Святую Палату и использовать ее для выполнения благородного дела – тайной проверки состояния веры нации. С этой целью сто монахов ордена святого Доминика были направлены во все уголки страны – на громадные и неприступные вершины Анд, на промерзшие и негостеприимные плоскогорья, в тропические зоны льяносов и пропитанные влагой суровые леса и джунгли Амазонки. Они проникли во все эти районы и расположенные в них города и выполнили данные им инструкции исследовать не только суеверия бедняков, анимизм и политеизм дикарей, кому наши доблестные проповедники стремились донести светоч Христа, но также и образованный средний класс и элиту, внедрившись даже в верхние эшелоны светской власти. Они сделали это с помощью, как удачно выразился Ваше преосвященство, «благочестивой хитрости»; ясно, что, не скрывайся они под личинами продавцов бамбуковых свистулек, барышников, лекарей-травников, ясновидящих, отъявленных протестантов, птицеловов, змееловов и курощупов,[28]они не добились бы такого успеха в определении истинного состояния людских душ. Доклад, который Вы сейчас рассматриваете, представляет собой выдержки из донесений, кои Ваше преосвященство может в свое удовольствие изучить полностью, обратившись к нам с просьбой переслать их в его резиденцию.

Мы разбили доклад на три раздела, начав с прискорбного вопроса духовного здоровья нашего клира. С величайшим сожалением приходится доложить, что, перечитав материалы рассмотрений на Соборе в Эвре 1195 года, Авиньонского Собора (1209) и Парижского Собора (того же года), Ваше преосвященство получит весьма точную картину того, что по-прежнему существует в нашей стране спустя почти тысячу лет.