Дева. Звезда в подарок - Елена Усачева

— По-твоему выходит, что я совсем идеальный человек, — Олег Павлович попытался вытянуть свою ладонь из Юлиных пальцев, но она не отпускала.

— Линия жизни у вас короткая, — не слушала возражений Бочарникова, разглядывая теперь саму ладонь.

— Что же я, скоро умру? — усмехнулся Олег Павлович. — А говорила, что все с жизнью у меня хорошо.

— Нет, вы проживете долго, если будете беречь силы. И сердце, — добавила она, заметив нехороший знак, но тут же ушла от него, развернув ладонь руководителя ребром. — А еще у вас будет одна сильная любовь и два увлечения. И дети у вас будут. Два мальчика. — Здесь Юля окончательно стушевалась, и Олег Павлович с облегчением сунул свою руку в карман.

— А еще что тут можно увидеть? — Вновь забравшийся на бревно Мишка старательно мял свою левую ладонь, пытаясь хоть что-то на ней рассмотреть.

— Можно увидеть, вор человек или нет. — Юля оглядела ребят. — Если он что-то украл, у него крестик появляется внизу ладони. Прямо около основания холма Венеры. И чем больше он украл, тем больше крестиков.

Теперь уже в свои ладони уставились все.

— А чего ты мне раньше об этом не говорила? — с тревогой изучала свою руку Ирка. — Что, и конфеты в детском саду тоже покажет?

— Там последнее ярко отразится. Если это произошло недавно, то крест будет особенно заметен.

— Погодите, погодите! — засуетился Мишка. — А если я украл, но сейчас верну, что будет? Ткаченко, слышишь? При всех признаюсь, твой фонарик у меня.

— А то я не видел, как ты вчера с ним бегал, — мрачно отозвался Петро. Он внезапно опустил руки, словно устал их держать перед собой.

— Слушайте, у меня ничего нет. — Сережка готов был вывернуть свою ладонь наизнанку, чтобы хоть что-то в ней увидеть. — А я в первом классе целую упаковку мела из учительской стащил. Что-то это по руке не заметно.

— Я говорю, нужны недавние события, — напомнила Юля.

— Ну, у меня их тут целая корзина, — смеялся Инвер. — Я что, супермаркет ограбил? — Он протянул ладонь, но ничего уже видно не было. Брошенные в костер ветки прогорели, и на поляну снова опускалась ночь.

— Значит, ограбил. — Юля пристально смотрела на него, надеясь если не на раскаяние, то хотя бы на признание.

— Ты за своими руками следи, — начал закипать Мустафаев.

— Кстати, Инвер, давно хотел тебе сказать, — попытался прекратить внезапно вспыхнувшую злобу Палыч. — В США есть город Инвер в штате Миннесота. Целиком называется Гроут Хайнс Инвер. По-моему, красиво.

— Круто! — восторженно подпрыгнул на бревне Мишка, отчего все, сидящие на нем, скатились на землю. — Это круче, чем созвездие.

— Еще раз шевельнешься! — взвыл Мустафаев. Упал он на кочку и теперь шипел, потирая ушибленный бок.

— А у меня ничего нет, — расстроенно открыла свои ладошки Лебедева.

— А у тебя? — Юля посмотрела на Настю. По поводу городов она ничего не знала, но эксперимент прерывать было рано.

— Так я тебе и показала! — фыркнула Федина. — Вон у Ткаченко своего разлюбезного посмотри!

Петро как раз поднимался с земли.

— Да идите вы! — устало бросил он и побрел к палатке.

Утро пришло с треньканьем, бреньканьем и птичьими перекличками. Солнце с удивлением заглянуло под кедры и обнаружило там три палатки. Одна, со скособоченным зеленым тентом, застыла в неудобной позе, размышляя, падать ей сейчас или еще немного подождать. Вторая, белая, посерела от утренней влаги. Ветка склонилась над третьим, оранжевым, тентом, по хвоинкам сбегала редкая капля, падала вниз, с настойчивостью дятла отбивая свой неспешный ритм.

Ирка снова заняла полпалатки, заставив Юлю и Лебедеву забиться в углы. Оля спала, свернувшись калачиком, блаженно запрокинув голову.

Бочарникова смотрела, как тент наливается краснотой, как с веселым щелканьем падают на него длинные хвоинки. С внешней стороны палатки полз жук. Он деловито переставлял ножки, ощупывая дорогу усиками. Перебравшись через шов, жук исчез. Зазвенел, зачувыркал зяблик. Что-то ухнуло, и в наступившей тишине полила свою песню пеночка. Закряхтели верхушки деревьев. Юля легко представила, как все это выглядит снаружи — и палатки, и кедры, освещенные ранним солнцем, и капельки вчерашнего дождя на кончиках листьев, и ясные, чистые вершины гор, и сладковатый воздух, от которого поначалу кружилась голова. Такое праздничное, такое отмытое, такое готовое жить и радоваться утро. И среди всей этой красоты, у подножия гор, около кедров, под перекличку зябликов и пеночек, в Юлиной душе рождалась тяжелая тоска.

Все неправильно. И этот поход, и этот насупленный Петька, которого почему-то все зовут Петро, и вчерашний дождь, и сегодняшнее тепло, и пропавший конверт. События требовали разъяснений. И Юля никак не могла понять, с чего начать.

Лежать было неудобно. Под спину попалась то ли кочка, то ли сучок. Юля всю ночь изгибалась вокруг него, и все равно в лопатку что-то упиралось. Дальше продолжать эти мучения не хотелось, надо было вставать. На утреннем солнце просушить штаны, попробовать постирать футболку. Она, конечно, не такая грязная, но и не такая чистая. Переложить вещи в рюкзаке. Привести в порядок ботинки.

Размышления об этом немного разогнали грустные мысли. Юля выбралась из палатки, сходила к речке умыться, отдраила оставшиеся со вчерашнего вечера грязные котелки, набрала воды, сполоснула свою миску, Иркину, Ткаченко. Низачем. Петькина миска просто попалась под руку. Постирала футболку, отчистила ботинки, выставила их на солнце. Повертела в руках перепачканные в земле после вчерашнего перехода штаны и решила, что сначала она их высушит, грязь можно будет потом оттереть.

Бочарникова настолько увлеклась хозяйственными делами, что не сразу заметила на себе внимательный взгляд. Пара темных недовольно сощуренных глаз уже некоторое время следили за ней: какая была взята миска, что сделали с котелками, что стирали. И только когда, достав из косметички зубную щетку и пасту, Юля опять пошла к ручью, Настя не выдержала.

— Зря стараешься! — высунулась она из палатки. — Он на тебя внимания не обратит!

— Это ты взяла мой дневник? — Юля не повернулась. Она стояла на вытоптанной за вчерашний вечер тропинке и только крепче сжимала в кулаке футляр со щеткой, чувствуя, как острый край впивается в ладонь.

— И без твоего дневника все понятно! — выкрикнула Настя. — Зачем еще можно было пойти в этот поход, если не из-за Петечки?

Юля вспыхнула, но сдержалась. Досчитав до семи, медленно повернулась.

— Странное утверждение. — Она следила, чтобы голос ее не дрожал. — Ты так говоришь, как будто сама только из-за него в поход и пошла!