Комсомолец. Часть 2 - Андрей Анатольевич Федин

* * *

Я всё меньше тосковал по чудесам высоких технологий из будущего. Хотя во сне всё же иногда «шарился» по новостным порталам в интернете, переписывался в мессенджерах с сыновьями и бывшими коллегами по работе, искал в «Википедии» статьи о маньяках и о способах перевыполнить план по развитию народного хозяйства СССР на восьмую пятилетку. Это вместо того, чтобы смотреть эротические сны с участием знакомых комсомолок, как полагалось в моём нынешнем физическом возрасте.

В октябре я почувствовал себя настоящим советским человеком. Попробовал газировку из уличных автоматов (предварительно сполоснув стакан). Продегустировал квас из бочки (её частенько подвозили к детской площадке, что неподалёку от первого корпуса). Купил кефир в бутылке (всё же прав был Весельчак У из фильма «Гостья из будущего: я бы тоже «взял на борт» пару ящиков такого кефира) и молоко в пирамидальной упаковке. Испробовал и основные доступные нынешней молодёжи развлечения.

Вновь посетил в компании соседей по комнате ближайшую к общежитию пивную. Подивился тамошнему сервису (точнее, его полному отсутствию). Окунулся в незнакомую мне по прошлой жизни атмосферу (в подобных низкопробных заведениях я не бывал даже в девяностых). Попробовал почти не пенившийся напиток (запах пива у него был, а вкус — странный), послушал крики пышнотелой продавщицы (барменши?). Пашкина вяленая рыба мне понравилась — допить кружку разбавленного водой пива не смог.

Пострелял из пневматической винтовки в тире. Десять копеек пулька — развлечение не для бедного студента! Уложил три выстрела подряд в центр мишени (новичкам везёт), чем вновь заслужил восхищённый взгляд Светы Пимочкиной и похвалы от Могильного и Аверина. Пашка и Слава изъявили желание устроить турнир на звание «Самый меткий стрелок из шестьсот восьмой комнаты». Но я ни с кем соревноваться не стал: стрелять нахаляву совесть не позволила, а тратить на пульки деньги посчитал напрасным расточительством.

В будний день, после учёбы в институте, прогулялся я и в кинотеатр (Пашка и Ольга ходили туда едва ли не через день) — на «здоровский новый детектив». Увлечься детективным сюжетом не смог (как и не купил перед началом показа ведро с попкорном). С трудом высидел в зале до окончания сеанса (так и хотел во время просмотра прикрыть глаза и уснуть, но побоялся храпом испортить впечатление от фильма другим зрителям). Пришёл к выводу, что не созрел для современного кино — пока помнил атмосферу, что царила в кинотеатрах будущего.

* * *

С учёбой у меня проблем не возникало. Изучение немецкого языка продвигалось быстро и легко. Уже к середине октября я переводил примерно половину слов в текстах без помощи словаря. Возможно, сказывалось то, что Комсомолец изучал немецкий в интернате. Или же мне достались от него хорошие лингвистические способности — это в добавок к математическим и музыкальным. Я уже понял, что Александр Усик был талантливым парнем (не удивлюсь, если узнаю, что обнаружил пока не все его таланты). Тем печальнее было вспоминать, к какому жизненному финалу он в итоге пришёл.

«Лекции по истории КПСС» стали моей настольной книгой. Что сказалось на моих отношениях с преподавателем по этому предмету. После нескольких «политически грамотных» выступлений с кафедры на «правильные» темы я стал его любимчиком. Он частенько обращался ко мне с просьбой растолковать студентам те или иные «политические» моменты — я ни разу его не подвёл (всё же не один десяток лет практиковался «толкать грамотные речи» при начальстве). Профессор пророчил мне хорошую карьеру в будущем. Ставил меня в пример прочим студентам. А я пометил в голове, что одна «пятёрка» за экзамен уже практически у меня в кармане.

Физика на первой сессии считалась самым «страшным» экзаменом. «Автоматы» по этому предмету не ставили. И получение «минимальных» баллов не гарантировали. Да и преподаватель моему курсу достался строгий и принципиальный. Студенты передавали из уст в уста информацию о том, что ежегодно едва ли не каждому пятому экзаменуемому он выставлял «неуд». Вот только меня эти данные не смущали. Лекции по физике ложились в моей голове на уже хорошо удобренную почву. В прошлой жизни тоже зубрил этот предмет — а если я тогда что-то учил, то делал это основательно, не спустя рукава.

Проблемы намечались не с предметами. А с преподавателем по высшей математике. Феликс внёс меня в свой чёрный список; и вычёркивать из него не намеревался. Каждая практическая работа выливалась для меня в очередной конфликт с козлобородым доцентом. Я перестал сдавать выполненные работы первым — но Попеленский всё равно доставал мои работы из общей кучи, демонстративно перечёркивал их и громко объявлял, что «Усик — бэздарь». Говорил, что мне следует искать себе место в училище, потому что в институте таким бездарностям, как я, не место; уверял: зачёт ему я в конце года не сдам.

Поначалу я относился к выходкам Феликса с иронией. Потому что видел: мои знания по предмету значительно превосходили уровень, достаточный для обычного первокурсника. Задачки Феликса я решал едва ли не в уме. Ни одно из заданий в практических работах по вышке, что давал нам доцент, не вызвало у меня даже временных затруднений — я относился к ним, как к примерам для первоклассников. Справлялся с решениями за десятую часть отведённого на решение времени. Но вновь и вновь видел, как Виктор Феликсович решительно перечёркивал мою работу и громогласно объявлял: «Бэздарь!»

Мои «тёрки» с доцентом вскоре стали привычным делом. Я не пытался спорить с преподавателем: видел бесполезность подобного действа. Феликс наслаждался своими выходками (мне казалось: он с радостью спешил на занятия к нашей группе, потому что предвкушал, как снова перечеркнёт работу Усика). И получал едва ли не физическое удовольствие, вновь и вновь выкрикивая мне в лицо своё «бэздарь». Я поначалу усмехался в лицо доценту. Потом перестал реагировать на его действие. Но очередная забракованная Попеленским работа всё же пошатнула мою уверенность в своих знаниях.

Я выдернул из рук доцента свою перечёркнутую самостоятельную. И прогулялся на кафедру высшей математики — только лишь для того, чтобы выяснить: действительно ли мои знания столь хороши, как мне казалось (или Феликс всё же прав — я всего лишь самоуверенный бездарь). Вошёл в пропахшую табачным дымом комнату, увидел там двух увлечённых беседой преподавателей (учёные мужи обсуждали не статьи иностранных коллег в научных журналах и не проблемы, стоявшие перед советской интеллигенцией на пути строительства коммунизма — они выясняли, как раздобыть к новогоднему столу мандарины).