Игры виновных: сезон первый - Р. С. Кириченко

Глаза.

(Саша взглянул в его глаза. Они показались ему знакомыми, словно он их уже видел, и видел совсем недавно. «Сон», — сказал он про себя. Этот старик похож на того охранника, который приснился ему позапрошлой ночью. Холодок пробежал по его телу, превратившись в мурашки. Саша пристально продолжал смотреть ему в глаза — они в прямом смысле слова наливались ненавистью, злобой, кровью.)

Старик томно смотрел в окно. Раскачивался на кушетке то сильнее, то чуть притормаживая, но не отрывая взгляда от окна. Но потом он резко спрыгнул и подбежал к окну.

В уголке его рта образовался маленький шарик, состоящий из нескольких пузырьков, которые то сужались, то расширялись в зависимости от его дыхания. Такое бывает у псов, которые подхватывают бешенство.

Смена кадра.

Его холодный взгляд устремился вверх. Застывший, как статуя, он не отрывал глаз от девушки, стоящей практически обнажённой, смеющейся и кричащей что-то в его сторону. Она бессовестно задрала свою чёрную футболку и махала ему рукой, желая, чтобы он обращал внимание только на неё.

— Они думают, это весело, — сухо пробормотал старик, — они думают, они молоды и им все дозволено. Думают, что, имея красивые молодые тела, можно делать всё что угодно. Думают, что их года позволяют издеваться над такими стариками, как я. Думают, что набивают себе популярность, выставляя напоказ своё обнажённое тело. Но они не думают, что это всё временно, что всё заканчивается, — его рот расплылся в ухмылке. — Да, рано или поздно всё заканчивается. Бессовестные малолетние отпрыски, вас нужно наказать, нужно научить хорошим манерам. Ха-ха-ха, — старик зашелся кашлем, — вы станете отличным примером другим молодым невоспитанным уродам…

Он продолжал бормотать что-то и дальше, но уже то, что было трудно разобрать.

(Офицер, давший Саше телефон, отвернулся от него, скорее всего непроизвольно, о чём-то задумавшись. Обычно ведь они смотрят подозреваемому прямо в лицо, не оставляя проявления его эмоций ни на секунду. Но в этом случае полицейский не увидел, как лицо Саши слегка побледнело. Он узнал эту девочку. Это ведь она была там. Она находилась в комнате с Руминой.)

Она продолжала смотреть на старика, махать одной рукой, как бы показывая ему, чтобы он поднимался к ней. Она продолжала смеяться и уже другой рукой сжимала по очереди каждую грудь, не забывая покрутить соски, словно накручивала звук на магнитоле.

Старик пристально смотрел на неё. Он продолжал что-то бормотать, при этом облизывал губы.

(И тут Саша заметил, что тот своей дрожащей, покрытой венами рукой трогал себя между ног, всё так же что-то бормоча. Отвратительное, мерзкое зрелище.)

Смена кадра.

Рыжеволосая девочка отвернулась от старика и опустила футболку. Последовали какие-то неразборчивые движения, словно она с кем-то разговаривала, жестикулируя руками. Это скорее было похоже на возмущение. Видимо, к ней в комнату зашёл кто-то ещё. Кто-то, кого она совсем не ожидала увидеть. Спустя какое-то время ситуация в её пространстве разрешилась, и она повернулась обратно, совершенно не удивившись, увидев старика на том же месте.

Он стоял уже со спущенными штанами. Девушка не смогла скрыть своё удивление, прикрыв рукой рот. Её брови поднялись вверх, глаза округлились, и она продолжала смеяться. Снова повторила трюк с задиранием до шеи футболки, но только теперь вместо приглашения она сжала ладонь в кулак и начала имитировать жест, означающий мастурбацию.

Голова старика слегка дёргалась из стороны в сторону, рука все энергичнее двигалась на уровне его паха, пузырьки в уголке его рта превратились в пену — и с другой стороны тоже. Ещё немного, и он начал дёргаться, приоткрыв рот и слегка рыча. Затем он посмотрел вниз, вытер тыльной частью ладони пену у краёв губ, приложил руку к сердцу и выдохнул. Затем он начал всматриваться в подоконник, видимо запоминая те места, которые нужно будет вымыть тряпкой или губкой.

Смена кадра.

Старик, слегка пошатываясь, вышел во двор. На нём был чёрный махровый халат, чёрные трусы-парашюты и… и всё. Ноги он решил оставить босыми.

(Раньше от увиденного Саша готов был провалиться сквозь землю. Теперь ему стало страшно так, как никогда прежде.)

Камера следовала за взглядом старика. И первое, что тот увидел, — проезжающий метрах в тридцати от него зелёный «Фольксваген», за рулем которого сидел юноша, что-то кричащий рядом сидевшей брюнетке.

Смена кадра.

— Вы все здесь ляжете! — громко крикнул старик, доставая из-под халата пистолет. Первым делом он направил его на рыжеволосую героиню, которая по иронии судьбы отвернула голову. Может быть, ей захотелось посмотреть, не осталось ли чего выпить, может быть, к ней снова кто-то зашёл. Это уже не имело значения.

Бах.

Надо признать, глаз у старика был здорово намётан. Грохот от выстрела, всколыхнувшего бы весь коттедж, если бы там не играла музыка, мог спасти много людей, но этого не произошло.

Объектив камеры устремился в окно, продолжая следовать за взглядом старика. Саша нехотя последовал за взглядом старого безумца. Он увидел, что теперь из окна торчала только рука, а потолок и небольшой кусочек стены были заляпаны кровью.

Смена кадра.

Старик с невообразимой (можно сказать, похвальной, но это будет неправильно) для его возраста скоростью вбежал в дом.

Смена кадра.

— Вы все в этом виновны, черти! — кричал он, не переставая палить по всем, кто там находился. — Вы за это ответите, мелкие бессовестные говнюки! — Он продолжал гневно кричать и смотреть, как рядом разлетаются головы. Как красные капли передаются воздушным путём от одного тела к другому. Почти как болезнь, только хуже.

Выбросив один пистолет, он достал из внутреннего кармана второй — это был шестизарядный серебристый револьвер.

(Саша закрыл лицо уже трясущимися руками.)

Все находящиеся в доме на этот момент молодые люди стали лёгкой мишенью, наверное, даже для подростка. Паника, прочно повисшая в воздухе, сбивала всех с толку и мешала думать. Мешала остаться в живых. Каждый пытался куда-то убежать. Все пинали друг друга, прятались за чужие спины. Каждому стала дорога только своя жизнь, несмотря на то что некоторые входили в дом обнявшись или за руку. В конечном итоге для большинства крайним шагом была пуля либо лоб другого человека.

Раздалось ещё пять выстрелов, ещё пять молодых, красивых тел лежат на полу, смешивая между собой кровь.

Смена кадра.

— Он виновен больше всех, — чуть понизив голос, проговорил старик. Он остался стоять один, но в окружении тех, кто не смог спрятаться или убежать. — Они так сказали, да… это они, ОНИ ТАК СКАЗАЛИ! — От ярости его лицо начало трястись. И, выкрикнув последнюю фразу, старик направил горячее дуло к виску. Там