Запад - Кэрис Дэйвис

Он достал белую ленту и самую короткую нитку синих бус и отдал их юноше, который тут же все это на себя надел и стал похож, по мнению Беллмана, на счастливую девочку.

Прежде чем отправиться в путь, Беллман спросил Деверо, не окажет ли тот ему любезность отправить несколько писем его дочери, которой десять, нет, уже одиннадцать лет, и которая живет с его сестрой, у той характер, конечно, не сахар, но в душе она хороший человек. В течение прошлого года он уже передал несколько писем, сказал он, с разными путешественниками и другими людьми, которые ему встречались. Но он знает, что дочка ждет от него новых. Не согласится ли Деверо отослать эти его последние письма?

Деверо согласился.

В тот первый день они выступили на рассвете. Беллман с двумя лошадьми – своей черной и бурой лошадью, купленной для мальчика, – шел по берегу, мальчик с багажом плыл на пироге. Потом они поменялись местами, и Беллман убедился в том, что подозревал с самого начала: юноша гораздо ловчее, чем он, управлялся с выдолбленной лодкой, проворно орудуя веслом и легко маневрируя между отмелями и топляками, которые скопились на участке с досадно медленным течением. Когда Беллман забрался в лодку, чтобы сменить мальчика, и принялся энергично колотить веслом по мелководью, та, перестав продвигаться вперед, начала ходить по кругу.

Болтаясь таким образом в реке, Беллман видел, как мальчик на берегу согнулся пополам от смеха, и поскольку пирога продолжала вращаться на месте, сам в конце концов принялся хохотать и хохотал до тех пор, пока не ослабел настолько, что оставил даже попытки направить лодку в нужную сторону. Он поднял весло и сделал знак мальчику: давай-ка, мол, снова меняться местами.

Когда стали сгущаться сумерки, Беллман поздравил себя с новыми приобретениями: мальчиком, бурой лошадью и лодкой.

Оказавшись снова на твердой земле и ведя лошадей в поводу, он зашагал шире.

Беллман восхищался красотой здешней природы: бледно-зеленой лентой реки, темными деревьями, яркими просторами прерий вдали, волнистыми и нежными; измятым синим шелком неба.

Он чувствовал себя гораздо легче и исполнился большей, чем в предыдущие месяцы, надежды, что все ближе подбирается к тому, что ищет.

Снова пришла весна. Элмер Джексон умудрялся теперь обедать или, по крайней мере, выпивать чашку кофе в доме Беллмана три-четыре раза в неделю.

Он уже чувствовал себя там как дома.

Научился почти не употреблять бранных слов, и в конце дневных трудов по уходу за мулами или разных работ по дому сестра Беллмана выставляла ему тарелку холодного мяса с куском имбирного кекса или яблочного пирога.

С тех пор как его высокий большеногий сосед ушел бродить в стороне, где садится солнце, Джексон часто приезжал на своей серой с белым хвостом лошади помочь по хозяйству.

– Спасибо тебе, Элмер, – говорила тетя, когда он приезжал, и еще раз в конце дня, когда заканчивал работу и она угощала его чашкой кофе или – иногда – ужином с кексом или пирогом.

Знаменательным для Элмера Джексона был день, когда после многих лет скитаний по мукомольням, литейным заводам и пивоварням, где он трудился в поте лица, отказывая себе во всем, чтобы скопить денег, после жутких девятнадцати месяцев службы в армии генерала Уэйна в Огайо он прибыл в округ Миффлин с достаточной суммой в кармане, чтобы купить собственный маленький участок земли. Знаменательным был и момент, когда после тяжелых дневных трудов и ночей, проведенных в бесконечных убогих, протекающих палатках, вонючих бараках и казармах, он заимел собственный клочок земли, которым мог владеть, если пожелает, вечно.

Однако дом Беллмана всегда нравился ему больше, чем его собственный. Рослый заводчик мулов приехал сюда через год после него, и с самого начала Элмер оценил тепло, чистоту и уют соседского дома: ровный ряд банок с солеными огурцами на полке, сверкающие чистотой окна, а позднее – яркое, вобравшее все цвета радуги лоскутное одеяло, которым была застелена маленькая кровать девочки.

Его собственный дом представлял собой стены, сложенные из бревен, и дощатый пол. Никаких украшений – только кровать, стол и стул, да еще ночное ведро, которое он выносил утром и выливал на бобы, что каждый год сажал на заднем дворе.

Теперь, когда всем стало ясно, что сосед никогда не вернется, Элмеру казалось более чем возможным (если он будет вести себя осторожно и правильно разыграет свои карты) получить полную свободу действий в его доме.

Он слышал упоминания о золотом кольце. На вырученную от него сумму он мог бы расширить хозяйство по разведению мулов, добавить кое-какие усовершенствования к дому и купить себе щегольскую одежду. Ему очень понравилась новая шляпа Беллмана.

Он знал, что местные жители смотрели на него свысока, что Картер, когда он заходил в его магазин, неотрывно наблюдал за ним, словно ожидал, что Элмер готов что-нибудь украсть, как только он повернется к нему спиной. В те редкие разы, когда он появлялся в церкви, священник издали окидывал его взглядом, говорившим, что он предпочел бы, чтобы Элмер не сидел в своих грязных штанах на церковной деревянной скамье с прямой спинкой. Что ж, они будут встречать его с бóльшим уважением, когда он станет заправлять в доме Беллмана.

Он набил рот тетиным пирогом.

Девочка, казалось, росла не по дням, а по часам. У нее были такие же рыжие, как у ее чокнутого отца, волосы, но больше, по мнению Элмера Джексона, она была похожа на покойную мать. Дочка была так же ладно скроена, как жена Беллмана, и имела такую же прямую осанку и быструю походку.

Элмер Джексон считал, что у него есть выбор: тетушка или девочка, но тетушка ему никогда особо не нравилась. Со своим длинным костистым лицом, в