Принц похищает невесту - Кристина Додд

Он давно мечтал об этом мгновении. В глубине тюремной камеры, куда редко проникал свет, где серые стены смыкались вокруг него, а потолок был настолько низким, что не давал ему выпрямиться во весь рост, он мечтал о том, как окажется здесь: будет смотреть на старую ведьму и радоваться, что может ей наконец отомстить.

На мгновение все поплыло у него перед глазами, кровь бросилась в голову, но он взял себя в руки.

И у себя за спиной он услышал щелчок взведенного курка.

Резко повернувшись, он увидел седовласую даму, сидевшую в кресле у окна. Она была целиком закутана в шерстяной плед, из складок которого торчало дуло пистолета.

Хриплым старческим голосом она приказала:

– Подними руки вверх, иначе я пристрелю тебя на месте.

Он заметил на ее дорогом ковре следы крови, поднял руки, посмотрел, как она тянется к сонетке, и проговорил:

– Ваше величество, неужели вы не узнаете вашего единственного крестного сына?

Старуха пристально посмотрела на него.

Он был в лохмотьях. Глаза лихорадочно горели. Борода скрывала его подбородок и губы, которые давно разучились улыбаться. И от него исходило зловоние, как от человека, который много лет не видел воды и мыла.

– Что ты несешь? – спросила старуха.

Он поклонился со всем изяществом, на которое еще был способен, не опустив при этом рук.

– Принц Ренье де Леонидес к вашим услугам.

– Ты, нахальный идиот! Моего крестного сына восемь лет назад убили заговорщики!

– Слухи о моей смерти были сильно преувеличены.

Она рассмеялась и приказала:

– Зажги свечи.

Костлявая рука, унизанная перстнями и державшая пистолет, не дрогнула, словно королеве было двадцать лет, а не восемьдесят два.

– И двигайся осторожно. Мне было бы крайне неприятно разнервничаться и по ошибке пристрелить собственного крестного сына!

В ее голосе звучало презрение, но она не стала кричать и звать охрану.

Он двигался очень осторожно, как она приказала. Взял факел, зажег его от камина, после чего зажег свечи в оказавшихся рядом канделябрах.

– А теперь повернись! – приказала она.

Он повернулся. Какая же она старая! И ужасно худая. Ее когда-то красивое лицо избороздили морщины. Пальцы скрючил ревматизм. Но он чувствовал, что она не сдастся. В возрасте семидесяти шести лет она справилась с революционерами. Вернула себе власть и сейчас, спустя шесть лет, не собиралась никому уступать. И уж конечно не собиралась уступать какой-то сомнительной личности, вломившейся к ней во дворец. Тем более что сочла его самозванцем.

Она всмотрелась в его черты, лицо ее помрачнело, и она снова потянулась к сонетке.

Он напрягся и холодно произнес:

– Я нападу, если вы меня вынудите.

– Очень по-королевски, – отозвалась она с презрением, однако убрала руку. Вздохнув, она указала на окно. – Я видела, как ты влезал во дворец. Я всегда вижу, как они подходят, эти благородные молодые особы, смело шагающие по дворцовому двору со своими сказками про то, что они – мои давно потерявшиеся внучки. А вот мужчин еще не было. Ты первый, назвавшийся Ренье. Почему ты решил, что у тебя получится?

Ее голос звучал устало, и ему стало ее жаль. Но он понимал, что это чувство неуместно: благодаря своей безжалостной твердости королева Клавдия смогла пережить революции, которые сотрясли устои обеих их стран. Но во время своего отчаянного путешествия через страну он слышал разговоры. Ее сын, король, погиб. Бремя правления лежало на ее исхудавших плечах. И никто ничего не говорил о девушках. О принцессах.

– Давайте я зажгу вам пахитосу, – предложил он.

– Как мило с твоей стороны. Но тебе надо будет приблизиться, чтобы подать ее мне, и что ты сделаешь потом? Сломаешь мне шею?

Он мог бы подумать, что пережитое сделало ее подозрительной и озлобившейся, но она всегда была такой.

– Мне не хочется сломать вам шею, во всяком случае, не по той причине, которую вы придумали. Вы – моя единственная надежда. Я хочу вернуть себе мое королевство. Отомстить мятежникам, которые убили моих близких и на восемь долгих лет посадили меня в тюрьму. И я не смогу этого сделать без вашей помощи.

Ее густые седые брови выгнулись в величественном изумлении.

– Даже если бы ты был Ренье, с чего ты взял, что я стану тебе помогать?

Его опять захлестнула волна слабости. Попятившись к столику, он оперся о него, чтобы не упасть.

– В присутствии королевы не садятся, не получив ее разрешения! – промолвила королева.

– Я только прислонился. – Он скрестил руки на груди. – Я вас хорошо знаю, бабушка. Когда я впервые с вами встретился, вы стащили меня с самой высокой подпорки перил и побили по ногам своей тростью. Вы сказали, что я единственный наследник Ришарта, и должен поостеречься, иначе мне придется отвечать перед вами, потому что Бог вручил мне королевство, располагающееся рядом с вашим, и вы не позволите мне испортить Божественные планы своей мужской глупостью. А потом вы заставили меня переписать из Библии всю Книгу Царств. Мне было шесть лет.

Вид у нее был задумчивый: то ли она вспомнила этот эпизод, то ли силилась вспомнить.

– Как по-твоему, я изменилась? – спросила старуха.

– Не очень. Вы выглядите такой же древней, какой были, когда я увидел вас впервые.

Она сухо рассмеялась.

– Ты всегда был сопливым нахалом. – Дуло пистолета начало опускаться, и она подперла запястье другой рукой. – Ладно, вот что ты сейчас сделаешь. Вымоешься, побреешься, переоденешься, и если я сочту, что ты подходишь…

Значит, она не собирается его убивать!

– …тогда я позволю тебе выполнить поручение, чтобы ты мог доказать свою состоятельность.

– Поручение?

Все снова поплыло у него перед глазами.

– Ты помнишь моих внучек?

– Очень хорошо.

Три маленькие принцессы: одна невероятно озорная, вторая – прямая и решительная. Третья была предназначена ему в супруги. Сорча.

Сорча!

– Десять лет назад я отправила моих внучек в Англию, чтобы они не попали в руки этих подонков бунтовщиков, неблагодарных простолюдинов. Они вообразили, будто могут стать королями, просто присвоив себе корону.

Капельки слюны начали вылетать у нее изо рта, когда она заговорила о мятежниках, а ее глаза злобно вспыхнули.

– Они уехали? Девочки уехали?

Он не знал об этом, потому что в это же время в его собственной стране вспыхнул мятеж, и он не смог сохранить за собой трон. Он не отправился в изгнание. Он был обречен стать живым мертвецом.