Шардик - Ричард Адамс

Кельдерек осторожно спустился с крутого склона к этому ненадежному мосту и опасливо двинулся по нему, неуклюже переставляя ноги. Бурный водопад обдавал его холодными мелкими брызгами; рев невидимой воды внизу разносился в воздухе дрожащим эхом. Через несколько шагов Кельдерек опустился на колени и пополз по колеблющемуся бревнышку, опираясь на здоровую руку. Он не смел поднять глаза и глянуть перед собой, но неподвижно смотрел на свои судорожно растопыренные пальцы и, кроме них, не видел практически ничего — только текстуру древесины, свиль за свилью, медленно пересекающие поле зрения. Дважды охотник останавливался и напряженно замирал на ходящем ходуном бревнышке, впиваясь ногтями в кору сбоку и тяжело дыша.

Перебравшись через расселину, Кельдерек еще долго полз ощупью на четвереньках; только когда в пальцах у него хрустнули мясистые листья ползучей локаталанги и в ноздри ударил острый аромат, он наконец пришел в себя и осознал, что больше не болтается на шатком бревнышке над глубокой расселиной. Женщины уже подходили к середине мощеной террасы, по-прежнему следуя одна за другой. Приблизившись к россыпи тлеющих углей, подернутых пушистой золой, они не замедлили шага, а пошли прямо по ней, подобрав плащи, как если бы переходили вброд реку. Когда шедшая позади женщина приподняла подол, Кельдерек мельком увидел босые ступни. Искры и пепел взметнулись в воздух тонкой пылью, точно мякина из-под ног мельника. В круге угасающего костра за женщинами остался мерцающий тускло-красный след.

Кельдерек со стоном повалился на землю, уткнувшись лицом в согнутый локоть.

В таком вот жалком виде явился он к Верхнему храму Квизо, священного острова Ступеней, откуда должна изойти великая весть, которую тщетно ждали многие поколения: приполз на карачках, раненый, мокрый до нитки, на грани истерики, исполненный странной решимости отказаться от последних крупиц воли, оставленных ему островом. Когда Бель-ка-Тразет и слуги в свою очередь шатко проковыляли по прыгающему под ногами бревну и приблизились к террасе, Кельдерек лежал там ничком, заходясь резким, визгливым смехом, более жутким, чем смех глухонемого.

Когда Кельдерек успокоился и словно бы заснул, в черном отверстии в скале забрезжил свет. Он становился все ярче и ярче, и вскоре на террасу вышли две молодые женщины с факелами. То были крепко сбитые деревенские девушки, с простыми, грубоватыми лицами, босоногие и в длинных прямых платьях из сурового полотна, но ни одна жена барона не могла похвастаться и половиной украшений, что были на них надеты. В ушах побрякивали длинные подвески из нанизанных на нити кусочков кости, покрытых резьбой. Тройные ожерелья из бусин, выточенных из пенапы и зильтата, мерцали розовым и желтым блеском в свете огней. Пальцы были унизаны деревянными кольцами со сквозным плетеным орнаментом, окрашенными в малиновый цвет. У обеих талию перехватывал широкий пояс из бронзовых пластин, с пряжкой в виде медвежьей головы, а на левом бедре болтались пустые кинжальные ножны из зеленой кожи, спирально завитые наподобие раковины, — символ пожизненного девства.

За плечами у девушек висели ивовые корзины, наполненные катышками застывшей древесной смолы и кусочками черного топлива, твердыми и мелкими, как каменная крошка. Они останавливались у каждого треножника, зачерпывали друг у друга из корзин пригоршни сыпучего топлива и кидали в чашу, отзывавшуюся тихим протяжным звоном с нежными обертонами. Занятые своим делом, девушки обращали на мужчин не больше внимания, чем на каких-нибудь цепных зверей.

Они уже заканчивали и террасу заливал яркий свет, когда из темноты пещеры медленно выступила третья женщина — в ниспадающем складками одеянии из белой ткани, тоньше и мягче любой из тех, что ткались на Ортельге; с распущенными за спиной черными волосами. На ней не было никаких украшений, кроме золотого кольчатого воротника больше пяди шириной, который полностью закрывал плечи. При виде нее девушки сбросили со спины корзины и встали рядом у погасшего костра.

Бель-ка-Тразет поднял глаза на молодую женщину, но не произнес ни слова, когда она ответила таким бесстрастным, отстраненным взглядом, словно все мужчины для нее были на одно лицо и ничем друг от друга не отличались. Спустя несколько мгновений она мотнула головой через плечо, и одна из девушек тотчас отошла от костра и повела обоих слуг прочь, куда-то в темноту под деревьями у моста. В следующую минуту охотник пошевелился и с трудом поднялся на ноги. Оборванный и грязный, он стоял перед прекрасной жрицей с видом человека не столько растерявшегося в новой обстановке, сколько вообще не понимающего, где он находится и как выглядит.

Как и высокая женщина на берегу, жрица пристально смотрела на Кельдерека, будто взвешивая на мысленных весах. Наконец она серьезно кивнула, узнавая и признавая, затем опять повернулась к верховному барону и промолвила:

— Да, это он. Кто он?

— Человек, которого я привез к вам, сайет, — коротко ответил Бель-ка-Тразет, словно желая напомнить жрице, что он тоже важная особа.

Жрица нахмурилась. Потом подошла к верховному барону и, изобразив на лице детское удивление и любопытство, вытащила у него из ножен меч и принялась разглядывать. Барон даже не попытался ей помешать.

— Что это? — спросила она.

— Мой меч, сайет, — ответил Бель-ка-Тразет с легким раздражением.

— А, ваш… — жрица на миг замялась, как если бы слово было для нее новым, — меч. Прелестная вещица этот ваш… меч. Так… так… так… — Она три или четыре раза с нажимом провела лезвием по своей руке. На коже не осталось ни пореза, ни вообще хоть какого-то следа. — Шельдра, — обратилась она к оставшейся девушке, — верховный барон привез нам… меч.

Девушка приблизилась, взяла меч обеими руками и, держа горизонтально, подняла на уровень глаз, словно восхищаясь остротой клинка.

— А, теперь поняла! — весело воскликнула жрица.

Прижав лезвие плашмя к горлу и знаком велев девушке держать меч покрепче, она поджала ноги и повисла, опираясь подбородком на режущую кромку. Потом снова стала ногами на землю и опять повернулась к Бель-ка-Тразету.

— Ой, а это что такое? — Она выхватила у него из-за пояса кинжал.

На сей раз верховный барон промолчал. Недоуменно вскинув брови, жрица вонзила клинок себе в левый локоть, пару раз повернула и выдернула — без пятнышка крови.

— Ну-ну… игрушки. — Покачав головой, она отдала кинжал девушке и холодно воззрилась на Бель-ка-Тразета. — Как ваше имя?

Барон открыл было рот, но мгновение спустя перекошенные губы сомкнулись, и он продолжал неподвижно смотреть на нее, словно не услышав вопроса.

— Как твое имя? — таким же тоном спросила жрица Кельдерека.

Точно во сне, охотник внезапно почувствовал, что существует одновременно в двух реальностях. Когда человеку снится, будто он делает что-то сверхъестественное — скажем, летает, — он даже во сне понимает, что такого быть не может; однако полностью принимает и проживает иллюзию, а потому воспринимает как реальные все сопряженные с нею впечатления. Так и Кельдерек сейчас услышал и понял слова жрицы, но одновременно осознал, что они не имеют ни малейшего смысла. С таким же успехом женщина могла спросить: «Как звучит луна?» Более того, Кельдерек знал, что она это знает и вполне удовольствуется молчанием вместо ответа.