Ложь и любовь - Хейли Норт

Его мать несколько недель распространялась о своей замечательной находке. Стул идеально подходил к письменному столу в стиле короля Георга, и Тинси была очень довольна собой, когда ей удалось откопать его в одном из захолустных антикварных магазинчиков в Чарлстоне. После той удачной покупки она целых пять недель обходилась без услуг доктора Прежана. Паркеру тогда было семнадцать, но и сейчас, в свои тридцать пять, он прекрасно помнил тот период, когда жизнь его матери напоминала катание на американских горках.

– Какой красивый стул, – промолвила Мэг, гладя закругленный край спинки.

– Скажите это Тинси, – Паркер сам удивился, что его голос прозвучал почти спокойно, – и вы навек обретете в ней друга.

– Вы что, так и зовете свою мать? То есть, я хочу сказать, в лицо?

Мэг убрала руку со стула. Паркеру хотелось, чтобы она продолжала гладить бархат обивки, но, поймав себя на этой мысли, он нахмурился: для его же блага лучше, чтобы Мэг не возобновляла это чувственное движение.

– Ее все зовут Тинси, – отрывисто бросил Паркер.

– Ну и пусть, а я не собираюсь.

– Как хотите. – Паркер указал на двойной арочный проход. – Все уже собрались в Большой гостиной, может, пройдем к ним? Они хотят выразить вам свои соболезнования.

– Все?

Паркер уловил в ее голосе тревогу и с удивлением обнаружил в себе сочувственный отклик.

– Не волнуйтесь, собрались в основном родственники. Вы ведь вышли за моего брата, миссис Понтье, – Паркер подчеркнул голосом последнее слово, – разве вам не интересно побольше узнать о жизни, которую он вел? В конце концов, теперь это и ваша жизнь.

Говоря, Паркер подходил все ближе, и сейчас он почти навис над Мэг. Ее вздымающаяся роскошная грудь, даже скрытая довольно скромным жакетом, вызывала у Паркера мысли, на которые он не имел права.

– Уф… – пробормотал он.

Мэг закрыла глаза. Паркер приподнял ее голову за подбородок.

– Посмотрите на меня. – Он дождался, пока она откроет глаза, и заглянул в их голубую глубину. – Не знаю, в какую игру вы играете, но Жюль был моим братом…

Мэг резко отстранилась от него.

– Похоже, вы не слишком хорошо знали своего брата?

– Почему вы так решили? – спросил Паркер, отдавая, однако, должное ее проницательности.

Его скорбь была порождена скорее чувством вины, нежели искренним ощущением потери. Они никогда не были близки, в сущности, не имели ничего общего, кроме семьи, удерживающей своих членов вместе, прежде всего как деловых партнеров. Но даже в том, что касается бизнеса, братья спорили по любому вопросу.

Паркер снова вспомнил, как за несколько часов до своего отъезда в Вегас Жюль угрожал, что пойдет на все, лишь бы заблокировать предложения брата по расширению семейной сахарной империи. Жюль не только не поддерживал планы расширения, он пытался заставить Паркера принять предложение мультинациональной корпорации о выкупе фирмы, голосование по которому должно было состояться на этой неделе. Из-за смерти Жюля собрание, конечно, будет отложено.

Помнится, тогда, в пылу спора, Паркер заявил, что фирму продадут только через его труп. Но вышло так, что сейчас в морге лежит не его труп, а Жюля.

Мэг ткнула его пальцем в грудь.

– Я почти уверена, что вы пытались запугать его точно так же, как сейчас запугиваете меня. Я угадала?

Паркер не ответил, он лихорадочно размышлял, обдумывая угрозы Жюля. Может, поступить на юридический факультет университета Тулейна[1]ему помогли не столько способности, сколько влияние семьи, пусть так, но науку, которую там преподавали, он усвоил неплохо. А после двух браков Жюль прекрасно уяснил довольно специфические правила, действующие в семейной корпорации Понтье и касающиеся долей акций, принадлежащих супругам. Паркер перехватил ее руку.

– Вы вышли за Жюля не по любви, верно?

– Я н-не знаю, на что вы намекаете.

Паркер прищурился. Будь она чиста, куда естественнее прозвучал бы полный негодования ответ типа: «Конечно, я любила его и до сих пор люблю».

– Вы заключили какую-то сделку. Признавайтесь, где и когда Жюль вас нанял. Кувыркаясь между простынями в постели в номере отеля «Ранчо Мустанг»?

Паркер не успел и глазом моргнуть, как Мэг вырвала у него руку и залепила ему звонкую пощечину, причем не один раз, а дважды.

– О-о, Паркер, это ты? – тонкий голос предшествовал тихому шороху шагов по мраморному полу.

Паркер оглянулся, держась одной рукой за пылающую щеку.

– Ти-инси, – протянул он, – позволь тебе представить… – Паркер пригвоздил вдову и соучастницу своего брата к месту взглядом, который говорил, что она еще ответит за свой поступок, – новобрачную Жюля.

Новобрачная Жюля.

Мэг побледнела и сглотнула слюну. Худенькая женщина, которая приближалась к ней, томно протягивая холеную руку, формально считается ее свекровью.

– Как поживаете, миссис Понтье?

К изумлению Мэг, миниатюрная брюнетка разразилась смехом, который не был ни мелодичным, ни веселым.

– Никто, слышите, никто меня так не называет!

Вот как. Попытайся еще раз, Мэг. Она кивнула, быстро соображая, потом решила, что безопаснее обойтись вообще без имени, и сказала:

– Рада с вами познакомиться.

– Так-то лучше, дорогая, – констатировала ее свекровь. – Терпеть не могу, когда мне напоминают, что я была замужем за отцом… – ее голос сорвался, из груди вырвался всхлип, – … Жюля.

Мэг, сама того не сознавая, оглянулась на Паркера. Он молча, без улыбки наблюдал за матерью взглядом, каким велосипедист наблюдает за гремучей змеей, спящей на дороге перед ним. Бр-р. Мэг потупилась и уставилась в мраморный пол. Его гладко отполированная поверхность в красивых прожилках была твердой, но Мэг казалось, будто она ступила на зыбучие пески.

Вспомнив телефонный разговор с доктором Прежаном, Мэг решила, что лучше во всем потакать этой женщине и обойтись без споров. В конце концов, скоро она будет уже на пути домой, и все сложности, касающиеся клана Понтье, останутся позади.

Тинси расплакалась, и Мэг поняла, что, какой бы несуразной ни казалась эта женщина, сына она любила. В ней проснулась материнская солидарность.

– Прошу вас, если я могу как-то облегчить боль вашей потери, – промолвила Мэг, поглаживая дряблую руку с безукоризненным маникюром, – только дайте мне знать.

Тинси вздохнула и сжала руку Мэг.

– Просто я о-очень… – мать Жюля ухитрилась произнести короткое слово так, как будто в нем было по меньшей мере четыре слога, – рада, что Жюль нашел свою любовь в последние часы пребывания на этой грешной земле. О-о-о, – и снова она сумела растянуть этот звук так, как умеют тянуть только опытные певцы с хорошо поставленным дыханием или йоги, – для меня такое утешение сознавать, что перед своей безвременной кончиной Жюль успел соединиться с родственной душой!