Кен - Наталья Андреева

— Ты? — удивился бывший муж. — Как здорово! Откуда?

— А тебе что здесь надо? — Ксения замерла на пороге, решив не пускать. Подруга ушла куда-то, а без нее она чувствовала свою беззащитность.

— Поговорить хотел… С ней… А теперь с тобой.

— Слушай, чего тебе еще? Сломал две жизни — свою, мою, а третью… — Она хотела сказать о ребенке, но удержалась, а он почему-то подумал о Жене.

— Ха, ничего с ней не случилось. Послушай, ну дай я хоть в прихожую войду?

Ксения слегка посторонилась. А он заторопился, словно понимая, что времени немного и можно снова оказаться там, за порогом, перед закрытой дверью.

— Я виноват. Словно затмение какое-то нашло. Понимаешь, здесь нищета, долг, который тянул на дно камнем, впереди непонятно что… Ты даже себе не представляешь! Сам не понял, как случилось. Там другие люди, нарядные, беспечные, богатые. Думают только о том, как бы потратить деньги. Потом турнир, журналисты, телекамеры. Она здорово играла!

— Для тебя, наверное, старалась, — съязвила Ксения.

— Она просила только помочь выиграть. Не сбивать настроение, после матча просто пожалеть. Она так выматывалась, ты себе даже не представляешь! А потом…

— Потом проиграла и просила пожалеть уже за это. А потом сказала, что будет и другой турнир. И ты подумал, что еще раз можно побыть на трибуне, поймать на себе внимание телекамеры, представить, как все женщины, сидящие перед экранами в этот момент подумали: «Кто это? Какой милашка!»… Убирайся!

— Да любой на моем месте поступил бы точно так же! Понимаешь ты?! Любой!!

— Послушай, но что-то же есть еще на свете? Кроме этой вечной сытости, праздника жизни и бешеных денег? Кроме такого счастья есть же еще и другое?

— Да, есть. Но только для сильных, а не для слабых. А таких, сильных, все меньше и меньше.

— Уходи.

— Значит…

— Да. Иди туда, к слабым. Каждое новое предательство совершать все легче и легче. — Она наморщила носик, произнеся эти торжественные слова и так же торжественно указала ему на дверь.

— Как я ее ненавижу! — сжал кулаки бывший муж.

— Не она, так другая.

— Нет, она! Я хочу ее убить.

Ксения стала подталкивать его к двери.

— Не надо. Руки убери, — как-то по-детски взмолился он. — Черри!

Вот тут она осатанела и сильным толчком выпихнула его за дверь. Захлопнула, повернула в замке ключ. Потом налегла всем телом, словно боялась, что дверь вывернется с петель. После нескольких неуверенных стуков все было кончено. До того дня, когда он открыл дверь и появился на пороге уже собственной квартиры с этим глупым:

— Черри, детка, ты вернулась?!

Она внимательно смотрела, как бывший муж маленьким глотками пьет джин с тоником из стакана чешского стекла, до краев наполненного льдом. Аккуратно и словно наблюдая себя со стороны. Нельзя было не признать, что он теперь похож на героя какого-нибудь мыльного сериала. Так же красив, ухожен, так же вышколен и даже вызывает у зрителей, а главное, у зрительниц, чувство симпатии. Смотреть на него приятно, что ни говори. А раньше был просто мальчишка, немного смешной, немного озорной. Мог позволить себе глупые детские шутки, например подкрасться к ней сзади и, обняв крепко-крепко, куснуть в шею, сказав при этом громко и весело:

— Ам!

Ксения вдруг представила себе этого, с бокалом, на цыпочках или с глупой улыбкой на лице, и не выдержала, улыбнулась.

— Ты чего? — обрадовался он.

— Так. Ничего у нас не выйдет. А пришла я потому, что первым делом подумала про тебя. Ты же сказал тогда, что больше всего на свете мечтаешь ее убить.

— И что?

— Меня вчера следователь расспрашивал. Долго. Евгения перед смертью узнала убийцу. Кто-то слышал, как она сказала: «Шурик».

— И ты подумала?

— Тебя я знаю лучше, чем остальных. Вернее, твою к ней ненависть. Ты мог бы…

— Да, — очень легко согласился он. — Мог.

— Надеюсь, ты был на работе?

И он опять очень легко покачал головой:

— Нет, я не был на работе.

— А где?

— На шоссе. Машина сломалась.

— И конечно, никто тебя не видел.

— Почему же? Видели. Многие. Только найди теперь попробуй этих людей!

— Куда же тебя понесло?

— А тебе-то что? Скажи, что ты ко мне вернешься, и я тебе тоже все расскажу.

— Тебе не надоело? Нельзя, понимаешь, нельзя вернуть ни те годы, ни эти. Пойми, мы с тобой новые, и отношения между нами тоже будут новыми.

— А вдруг они станут лучше прежних?

— Вряд ли. Ты прожил с ней только год, а я три.

— И что было? — вдруг насторожился он.

— Ничего. — Ксения резко встала. — Я пойду. — Она испугалась. Потому что бывший муж вдруг перестал быть героем сериала. Потерял всю свою респектабельность и закричал зло и уже совсем не театрально:

— Я так и знал! Я должен был ее убить еще тогда! Трус несчастный! Я догадывался, зачем она нас развела! Это правда?!

— Да успокойся ты в конце концов! Ты должен прежде всего найти тех людей, которые могли видеть тебя на шоссе.

— Если я там был, — непонятно сказал он.

— Они пока пошли к Герману. Я их туда отправила. Будут проверять всех «шуриков». Ты — третий. Я могу вспомнить тебя и последним.

— Вот спасибо! Благодетельница! А зачем ты вдруг это для меня делаешь? Так и не разлюбила, да? Жить со мной не хочешь, но от тюрьмы спасешь.

— И еще, — перебила его Ксения. — Она оставила очень странное завещание. Я должна найти того из «шуриков», который ее любил больше всех, и поделить с ним все Женины деньги, квартиру там, машины, дачу, гараж. Наследство, одним словом.

—Это что, шутка?

— Если бы!

— Так за чем же дело стало? Заверь у нотариуса мои горячие чувства к покойной, и заживем припеваючи. Зачем делить? Соображаешь, как мы с тобой теперь можем быть счастливы?

Ксения заметила у него в глазах огонек неприкрытой жадности. И это тоже новое. Раньше он восторгался чужими красивыми вещами без всякой зависти. Просто так.

— Ты знал о завещании?

—Нет, конечно. А когда она его написала?

— Да какая теперь разница! Я тебе все, что хотела, сказала. И не лезь с этими дурацкими поцелуями! Не терпится продемонстрировать, чему успел научиться в чужих постелях?

— В общем-то, да.

Он совсем как раньше чуть нагнул голову влево, разглядывая ее. Ох уж этот взгляд! И улыбка. Даже не обязательно до нее, Ксении, дотрагиваться. Просто посмотреть вот так, и по телу побегут знакомые мурашки. Словно иголочки покалывают в самых чувствительных местах. А ведь он просто смотрит. Как же она его любила! И любит! Бежать!